«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа

«...Шацкому (один из руководителей Вёшенского ОГПУ. — Ф. К.) и остальным надо было после ареста Лугового, Логачева и др. арестовать моих родственников, чтобы показать, что мое окружение — политическое и родственное — было вражеское, чтобы насильственно вырвать у арестованных ложные показания на меня, а потом уж, приклеив мне ярлык “врага народа”, отправить и меня в тюрьму»⁹⁸.

В этом письме Шолохов рисует ужасающую картину беззаконий, издевательств и пыток ни в чем не повинных людей — его товарищей-вёшенцев. Мучения и пытки были настолько страшными, — пишет Шолохов, — что «расстрел или другое наказание казались избавлением». Над невинными людьми «издевались, уничтожали человеческое достоинство, надругивались, били. “Не будешь говорить, не выдашь своих соучастников, — перебьем руки. Заживут руки, — перебьем ноги. Ноги заживут, — перебьем ребра. <...> В крови будешь ползать у моих ног и, как милости, просить будешь смерти”»⁹⁹.

Пытками выбивались доносы на Шолохова.

«Следователь Маркович кричал: “— Почему не говоришь о Шолохове? Он же, блядина, сидит у нас! И сидит крепко! Контрреволюционный писака, а ты его покрываешь?!” Бил по лицу. К концу четвертых суток Логачев (председатель Вёшенского райисполкома. — Ф. К.) подписал то, что состряпал и прочитал ему следователь»¹⁰⁰.

Письма Шолохова Сталину о событиях 1937—1938 годов и сегодня звучат как гневный обвинительный документ против беззакония, несовместимого с провозглашенными идеалами социализма. Никакая, даже самая благая цель не оправдывает преступные средства. Шолохов, намного опережая время, первым высказал эту горькую, трагическую правду Сталину.

«Т. Сталин! Такой метод следствия, когда арестованный бесконтрольно отдается в руки следователей, глубоко порочен; этот метод приводил и неизбежно будет приводить к ошибкам. Тех, которым подчинены следователи, интересует только одно: дал ли подследственный показания, движется ли дело. <...> ...Произвол следователя безграничен. Отсюда и оговоры других и признание собственной вины, даже никогда не совершаемой.

Надо покончить с постыдной системой пыток, применяющихся к арестованным»¹⁰¹.

Обстоятельства встречи у Сталина, на которую были приглашены Ежов, члены Политбюро и ответственные работники репрессивных органов Ростова и Вёшенской, подробно описаны в воспоминаниях П. Лугового, вызванного на эту встречу. Приведем отрывок из этих воспоминаний:

«Сталин, прохаживаясь по комнате, время от времени подходил к столу, что-то записывал и снова ходил, задавал вопросы, делал замечания.

Шолохов выступал два раза и несколько раз отвечал на реплики. Он сказал, что вокруг него органами НКВД, органами разведки ведется провокационная, враждебная по отношению к нему работа, что органы НКВД собирают, стряпают материалы в доказательство того, что он якобы враг народа и ведет вражескую работу. Что работники НКВД у арестованных ими людей под дулом пистолета добывают материалы, ложно свидетельствующие о том, что он, Шолохов, враг народа...

Сталин сказал Шолохову: “Вы, Михаил Александрович, много пьете”. Шолохов ответил: “От такой жизни немудрено и запить”...

Затем Сталин подошел к Ивану Погорелову, посмотрел ему в глаза и сказал: “Такие глаза не могут врать”. Обращаясь к Шолохову, он заявил: “Напрасно вы, товарищ Шолохов, подумали, что мы поверили бы клеветникам”. Тогда Шолохов приободрился и даже рассказал участникам заседания короткий анекдот: “Бежит заяц, встречает его волк и спрашивает: “Ты что бежишь?” Заяц отвечает: “Ка́к, что бегу: ловят и подковывают”. Волк говорит: “Так ловят и подковывают не зайцев, а верблюдов”. Заяц ему ответил: “Поймают, подкуют, тогда докажи, что ты — не верблюд”»¹⁰²

.

Сегодня все знают это присловие: «Поди докажи, что ты не верблюд», но мало кто помнит, что родилось оно от этого, чрезвычайно выразительного анекдота 30-х годов, который Шолохов не побоялся рассказать Сталину и членам Политбюро. Собственно, доказывать, что он «не верблюд», Шолохову пришлось всю жизнь, — не только в политическом отношении, но и в связи с напраслиной, возведенной на него как писателя.

Сталин не позволил арестовать Шолохова, он понимал и чтил иерархию ценностей в литературе, о чем говорит его отношение не только к Шолохову, но и к Булгакову, Маяковскому, Пастернаку... Он заверил Шолохова, что тот «может спокойно трудиться на благо Родины, что покой и безопасность ему будут обеспечены».

Однако Шолохов обращался к Сталину не только с просьбой о защите — он требовал покончить с «постыдной системой пыток», с противоправной практикой репрессивных органов, когда «арестованный бесконтрольно отдается в руки следователей», он требовал прекращения преступной политики террора по отношению к безвинным людям под видом «выкорчевывания врагов» и привлечения к ответственности тех, кто без суда и следствия «упрятал в тюрьму» и пытал честных, ни в чем не повинных людей, «вымогал у них показания».

На это Сталин ответил категорическим «нет».