Хочется верить, что в этот раз мне удастся что-то изменить к лучшему.
Снег под красивым небом
Сирень. Фиалковое дерево. Жасмин. Ночной табак. Эвкалипт, кипарис и секвойя. Десятки цветущих ароматов, правильных названий которых я так и не разузнал. И, конечно, одуряюще-свежий, йодный контрапункт близкого океана. Как же давно я здесь не был.
Я открываю глаза. Ночь, в которой никогда не бывает темноты. Небо, переполненное звездами, и две спиральные красавицы на полнебосклона. Очень тепло.
Сон, конечно. Странный сон, который не спешит рассыпаться, будучи осознанным. И раз уж мне дают возможность побыть дома, потратим это время на самое важное и безотлагательное дело.
Я поворачиваюсь и быстро иду в Замок. Сколько я здесь не был по местному времени — год, полтора? Следы запустения и отсутствия хозяйской руки не просто видны — их приходится обходить, переступать и перелазить. Уберу, всё обязательно уберу и поправлю, как только вернусь сюда окончательно, но сейчас…
В атриум я почти вбегаю. Останавливаюсь в проходе и с опаской гляжу в середину… Лучше, чем я ожидал.
— Ну, здравствуй, родная.
Я осторожно провожу рукой по шершавому золотистому стволу, припадаю лбом к тёплому, живому дереву. В ответ приходит ощущение искренней заботы и терпеливого укора.
— Прости, что так долго. Если бы я только мог, и не уходил бы отсюда. Понятия не имею, зачем я там и кому нужен больше, чем тебе.
Красивое небо подождёт. Отдельные листья начали подсыхать, и это плохо. Я никогда не покидал свой Замок так надолго. Но в целом дерево выглядит здоровым.
— Не знаю, как долго мне позволят здесь быть. Бери всё, что нужно. Верю, что это — не простой сон, и что ты не загибаешься там сейчас в одиночестве.
Я присаживаюсь у корней на своём обычном месте, прижимаюсь к стволу спиной и затылком.
— Со мной произошла странная история. Ты не торопишься? Готова выслушать долгое повествование? Как же хорошо вновь уметь разговаривать… Ну вот, слушай.
Я устраиваюсь поудобнее, прикрываю глаза и воспроизвожу в памяти прошедшие события.
— Всё началось с того, что… у нас закончился учебный год. Был праздничный пир, наш директор выразил крайнее неудовольствие моим поведением в течение года… Ну да не будем о ничтожном. Нас, наконец, отпустили, я полетел к Луне и… нашёл её в очень плачевном состоянии…
Густая крона надо мной умиротворяюще шелестит — ровный ток магии из находящейся под нами силовой шахты заставляет листья постоянно шевелиться. Рядом на траве появляется свежесорванная виноградная гроздь. Как в старые добрые времена.
— … Представь себе моё состояние, когда я понял, что не могу сказать ни слова! Даже помычать — и то не получается. А дядя Вернон… — я вздохнул. — Знаешь, я ещё раз убедился, что он — нормальный человек. Только за сына боится.
Пересказ дневных событий — не всё, чем я обычно здесь «делился». В большей степени меня понуждали анализировать произошедшее, делать выводы и планировать дальнейшие шаги.
Отношение Дурслей ко мне и вправду поменялось в лучшую сторону после памятного инцидента. Для начала, выбросы прекратились: я теперь тратил магию в Замке. Это палочка детям до одиннадцати лет противопоказана, а вот собственная, «свободная» магия под присмотром опытных наставников не калечит ядро. «Наставник» у меня был: в Замке мне никогда не позволяли магически перенапрягаться или выкладываться до конца.
Но главное — я понял, что не являюсь ненормальным выродком. Что разноцветные струны, ленты и кружева вокруг — это не галлюцинация; что где-то существуют и другие люди, умеющие выплетать из этого, невидимого большинству окружающих «материала» и чудесные, и полезные вещи. Рационализм и запредельная для ребёнка сложность плетений, что предстали моему взору в Замке — вот главное доказательство объективности наблюдаемого явления. Никакая шизофрения не смогла бы выдумать столь стройную и целостную систему, постигать которую можно десятилетиями.
Я увидел своё место в этом мире. И цель на ближайшую перспективу — разобраться в этой красоте и научиться творить такое самому, одновременно с этим восстанавливая своё новое жилище. Обретение цели поселило мир в душе, мобилизовало распорядок дня и добавило терпимости к житейским неурядицам.
Дурсли это, конечно же, заметили. Что за выводы они сделали — скажем, не подумали ли, что мой магический дар пропал и я стал «нормальным» — неведомо, но это было оценено. Меня стали лучше кормить и меньше наказывать, тем более что поводов я теперь почти не давал. Дадли, особенно вдали от присмотра родителей, продолжал составлять проблему, но я научился избегать встречи с его компанией без свидетелей, а если уж и нарывался на них — умело уходить от погони. На крайний случай оставалось кольцо, но и без него у меня со временем скопился арсенал безобидных «подлянок», в которые можно «случайно» ввергнуть бегущую группу без навлечения подозрений на свою персону.
А вы думаете, те вещи, что я иногда применяю к надоедливому Уизли, — это на ходу придумано?