Тихий гром. Книга четвертая

Около четырех часов дня наступающие организовали торжественное вступление в город. Белочехи вошли колоннами со стороны вокзала, со знаменами. Впереди шагал предводитель местных национал-шовинистов мулла Рахманкулов. Подняв руки вверх и читая походную молитву, он то и дело прерывал ее, слезно благодаря аллаха за избавление от большевиков.

С запада, со стороны Нижней Санарки, входили в Троицк стройными рядами казачьи части. Местная буржуазия ликовала безудержно. Гремели оркестры. С колокольни женского монастыря разлился праздничный благовест. Его подхватили с других колоколен. И все это гудело, ликовало и шествовало по кровавым, еще не прибранным улицам. Трупы, правда, успели свезти к тому времени.

* * *

Весь день промаялись раненые красноармейцы, запертые в вокзале. Яшка Шлыков, помогая раненым чем только возможно, постоянно поглядывал в окна. Постов, приставленных к зданию вокзала, вроде бы не заметно, но чешские солдаты и офицеры все время табунились вокруг во множестве. Потом подошел еще целый эшелон чехов. Бежать отсюда пока не было никакой возможности.

Но Яшка не терял надежды на свое избавление. Подкатился он к николаевскому мужику, к соседу Ромкиному, и предложил обменять свою гимнастерку на его зеленую косоворотку. Тот согласился. Брюки сменить Яшке не удалось, потому как были окровавлены шаровары у николаевского мужика, да и лишний раз шевелить ногу с оторванной икрой не хотел он. К другим Яшка пока не хотел обращаться.

В пятом часу дня, когда вся белая рать захлебывалась в победном торжестве, растворились главные двери вокзала со стороны перрона и вошел есаул Смирных с двумя казаками. Яшка тут же исчез в служебном коридоре. А казаки, отсчитав десяток раненых, среди которых были и такие, что могли двигаться лишь с посторонней помощью, вывели их и снова заперли дверь.

— Куда ж эт повели-то их? — вопрошал Яшка, вернувшись к своим.

— Поизгаляются да прикончат, — уныло, как о само собою разумеющемся, отозвался николаевский мужик. — Чего ж ты, не знаешь есаула Смирных, что ль?

— Слыхал об таком, да неужели так вот сразу и прикончат? — усомнился Яшка.

— Не сразу, а поизгаляются сперва, — уточнил мужик. — Палач ведь это несусветный. Крови надо ему непременно.

— А может, на работу их куда повели, — предположил Ромка.

— Да какие ж они работники! — возмутился мужик непонятливости безусых парней. — Ты вот много наработаешь со своей куклой? Ежели для работы, подобрали бы поздоровше. А ежели для допросу, опять же выбор какой-то сделали бы, фамилии нужные назвали. А то вишь, как баранов из хлева на убой, отсчитали да повели.

Хоть и не хотелось верить в страшные слова мужика, да по рассудку-то выходило именно так. А кровожадность этого есаула уже известна была в округе. На всякий случай Яшка нырнул в заветный служебный коридор, примеривая свой ключ ко всем дверям. А в это время в вокзале объявился Родион Совков и, приглядываясь к раненым, пошел по проходу от одних дверей к другим.

— О! — воскликнул он, увидев Романа. — Да тут мой шуряк мается. Надо бы избавить его от мук.

— Пи-ить! — не зная что ответить и предчувствуя недоброе, пропищал побелевший Ромка.

— Щас будет тебе питье, — пообещал Родион, утягивая под усы ехидную улыбку, и вышел скорыми шагами, оставив незапертой дверь.

Находясь за выступом косяка ближней двери в коридоре, Яшка слышал все это.

А николаевский мужик, вздохнув,заметил:

— Не к добру, кажись, этот зятек тут, парень.

— Рома, Ром! — подскочив, зашептал Яшка. — Ползи вон к третьей двери налево! Ползком ползи, чтоб не маячить нам тута перед народом.

Ромка без лишних слов двинулся в указанном направлении. И Яшка туда же нырнул. Сперва хотел захватить шинели, да передумал, пусть на месте лежат. Устроились они в маленькой комнатке, где стояли стол, два стула да большущий глухой деревянный шкаф. На столе, кроме чернильного прибора, красовался еще тонкий графин с водой и рядом — граненый стакан.

Ромка прилег вдоль стены, головой к шкафу. А Яшка, приготовившись запереть дверь на ключ, то и дело выскакивал в коридор, следя за обстановкой в зале ожидания. Но там с полчаса никто из казаков не появлялся. Потом снова вошел есаул с теми же двумя подручными и, отсчитав шесть человек и приказав выводить их, громко, на весь зал крикнул:

— Роман Данин!

Ответом ему была гробовая тишина.

— Роман Данин! — повторил есаул. — Где ты, щенок трибунальского красного пса?!

Снова — тишина в ответ. Есаул бросился к двери и, не выходя, крикнул своим вдогонку:

— Покличьте-ка Родиона! И где он тут видел свого родича?

Родион, войдя, направился прямо к тому месту, где раньше лежал Ромка, и, упершись в разостланную шинель, строго спросил у николаевского мужика:

— А этот где? Тута вот лежал какой?

— А вскорости за тобой, господин урядник, — отвечал мужик, — поднялся да и ушел.

— Да куды ж ему итить с эдакой ногой! — возразил Родион, раздувая ноздри.