Тихий холм

Дверь на лестницу нашлась чуть дальше, напротив большой двустворчатой двери, ведущей в палаты. Хизер поднялась на второй этаж и проведала палаты, которые находились там. На всех дверях красовалась буква М. М, а не S. Значит, палата S12 находилась на третьем этаже. Хизер пришлось сделать ещё один подъём по скрипучей лестнице. Стэнли парил где-то рядом, но теперь, когда Хизер уяснила для себя, что к чему, он особого беспокойства не доставлял. Неизбежное зло, и ничего больше. К тому же Стэнли был в госпитале не один. Хизер несколько раз уловила в воздухе едва заметное шевеление, будто прямо перед ней проносились туда-сюда толпы невидимок. И каждый раз, когда она чувствовала это, на мельчайшую долю секунды её охватывало странное чувство. Оно длилось настолько коротко, что Хизер даже не успевала осознавать, что происходит, как это кончалось, оставляя за собой лишь недоумение. Когда это повторилось несколько раз, она уразумела, что в госпитале есть другие неупокоенные души. В отличие от Стэнли, запавшего на неё, они не проявляли к ней интереса, и она чувствовала их присутствие только в момент непосредственного прикосновения. Может, она ошибалась, но такое объяснение было не лучше и не хуже, чем любое другое.

На третьем этаже Хизер постигла неудача. Двустворчатая дверь была обита железом и крепко заперта, и она не могла проникнуть в коридор с палатами. Рядом с дверью в сумраке горел красный огонёк кнопочного табло.

Ах да, вспомнила Хизер, оно и понятно. Если Леонард и Стэнли оба содержались на третьем этаже, то, вероятно, этаж полностью выделен психически больным. Вот почему эта железная дверь, кнопочная панель и даже автономный генератор (свет в здании был отключён, а панель работала – значит, механизм двери питался от отдельного генератора), - чтобы психи не вырвались наружу в случае отключения энергии, что в провинциальных городах не редкость.

Но это означало, что перед ней встала непреодолимая проблема. Хизер растерянно провела ладонью по шершавым резиновым кнопкам с циферками. Код она не знает, спросить не у кого... Может, спуститься и порыться в записках в кабинете врача?

Хизер.

Она услышала своё имя вполне отчётливо. И это не была игра воображения – от дуновения воздуха у неё качнулись волосы на лбу.

Хизер...

Голос – даже не шёпот, а неслышный выдох, - исходил из-за двери, которая была напротив. Обычная дверь с надписью «Специальная терапия». Хизер не вполне понимала, что это означает, но звучало ужасно. На ум приходили длинные металлические скальпели и прозрачные стеклянные шприцы в пятьдесят кубиков.

Хизер.

Голос зазвучал настойчивее. Вкрадчивый мужской баритон, змеёй вливающийся в уши. Он гипнотизировал, манил к себе, подчиняя своей воле. Хизер поймала себя на том, что уже безотчётно сделала пару шагов ближе к двери. Как в плохом ужастике, где героиня идёт за неизвестным зовом, чтобы потом из-за двери выскочило чудовище и сожрало её одним махом...

Не ходи! Слышишь – не смей открывать эту дверь!

Там что-то важное. Я чувствую.

Табличка «Специальная терапия» была уже под самым носом. Хизер протянула руку и открыла дверь. Комната за ней оказалась пустой. Голос стих, впитавшись в стены. Хизер видела только белую штукатурку потолка и четыре закрытые кабины на дальней стороне комнаты. С виду они были похожи на будки для голосования или туалеты. Но если те обычно запирались изнутри, то здесь на двери трёх из четырёх кабинок висели увесистые железные ключи. С наружной стороны.

Это были камеры для буйных. И только одна из них была открыта.

Он там...

Стараясь перебороть дрожь в коленках, Хизер приоткрыла дверь кабины - совсем чуть-чуть, - но ничего не увидела. Тогда она, набравшись храбрости, распахнула её одним рывком. Обратная сторона двери, как и стены кабинки, была покрыта толстым слоем поролона. Хизер сразу заметила, что серый поролон всюду искусан, порван и разорван. Кое-где можно было видеть длинные царапины от ногтей, впившихся в войлок. Она попыталась представить себе, каково приходилось человеку, которого запирали в этой темнице пять на пять футов... когда он оставался наедине с собой и своими больными фантазиями. Не смогла.

Но в углу лежал дневник. И кукла. Дневник был открыт на исписанной сверху донизу странице. Хизер могла бы поспорить на сто долларов, что остальные листы чистые. А кукла... Нет, это была другая. Платьице другого выреза, и волосы не такие угольно-чёрные, как там, на первом этаже, а с рыжеватым оттенком. Хизер вытянула дневник к себе кончиками пальцев, стараясь не задеть куклу. От страниц пахло плесенью. Чернила выцвели.