Тихий солдат

– Я скажу, скажу! – опять громко всхлипнул Маркович и вдруг затараторил, обливаясь слезами, – Только не убивайте, дяденьки военные! Я пана Ковальского один раз только и видал…, он у господ германцев служил в ихней военной полиции. Его Рудько знал, лично… Владислав тут старшим был, клянусь Божьей Матерью, дяденьки! С места не сойти! Они жидов расстреливали…, сам видел! Ювелира Исаака Клеповича с сыновьями, с обоими, и с мамашей их…, с бабкой… Так уж она их, германцев-то, ругала, так ругала на своем, на идише! Влад…Рудько… ее самолично…, из этого вот «браунинга». А потом по голове старуху им стучал! И портного Вайса…, внука старого Шмельковича…, с невестой его…, с Сонькой…, тоже из «браунинга»… В подвале на Базарной нашли и прямо к стенке! И еще было…! Давида Шайнера, дурачком он был, таким уродился несчастный… Песни все пел…германские…, марши их разные… Они его сначала маршировать заставили, смеялись все…, а потом Рудько его лично, в затылок…! А еще Семена Лаперского, он офицером был, русский, вроде! Люди рассказывали, ротмистром у белых служил и у поляков после, …а он самолично евреев у себя в хате скрывал… Так его Рудько и еще один тут, Смоляк его звать, зверюга…, на ворота гвоздями приколотили, живым! Пять дней помирал, синий весь стал, а пощады не просил! Я все скажу! Только не убивайте! Я жить хочу…, я совсем еще даже не жил… На мне крови нет… Клянусь!

– Веди к товару! – резко прервал вдруг парня Лавреневский и дернул за плеть. Маркович сжался и скривил лицо от боли.

– К стенке его надобно! Гад он! И врет всё! Не бывает такого, чтобы беляки супротив немцев шли! Они сами фашистюги! – упрямо настаивал Анисимов.

Он быстро спрыгнул с лошади и ухватил Марковича за воротник френча, громко затрещали швы.

– Отставить! – строго приказал Павел, – Это дело СМЕРШа. Не наше! А товар пусть покажет.

Маркович быстро закивал и сам же дернул рукой, но тут же остановился от боли в кисти.

Анисимов смачно плюнул ему в лицо и, тихо матерясь, отошел в сторону.

Подвал в большом старом здании бывшего полицейского участка оказался заваленным ящиками с консервами, серыми пухлыми мешками и какими-то тяжелыми связками, упакованными в грубую серую бумагу. Тут еще стояли пузатые десятилитровые жестяные емкости с грубыми, загнутыми железными ручками и с влажными деревянными пробками в широких горловинах. От пробок несло керосином.

Анисимов, недовольно ворча, согнал к подвалу семерых немолодых мужчин крестьянской наружности и грозно встал у входа. Крестьяне, не поднимая печальных глаз, выносили на брусчатку товар.

– Вот те и фураж! – усмехнулся Павел.

Он повернулся к возбужденной толпе и твердо сказал:

– Я временный комендант города. Это все конфисковано мною, лично. Окончательно и бесповоротно.

Он поискал глазами Лавреневского и, найдя его в стороне, рядом с Марковичем, которому тот теперь скрутил веревкой руки за спиной, распорядился:

– Веди его к Свирникову, в комендатуру… В ратуше она пока. Пусть запрут этого покрепче. СМЕРШ придет и во всем разберется. А мы сейчас добро в телеги погрузим и туда же доставим. Да не задерживайся, Лавреневский! Тут нужно еще маленько пощупать, да на второй рынок хорошо бы еще успеть. Чувствую, на целую дивизию фуража хватит. И вон керосину-то сколько!

Тут только толпа недовольно и зашевелилась, забурчала низким, неразборчивым говором. Но Павел гневным взглядам скользнул по ближайшим лицам и медленно вытянул из-за спины ППШ, который он сразу после разговора со Свирниковым наполнил патронами под завязку, его кавалеристы дали с щедрым запасом на радостях, что он займется поиском фуража.

Толпа мрачно отпрянула, стала быстро редеть.

К вечеру в город уже вошли первые моторизованные части. Павла строго, из под нависших густых бровей, осмотрел полный, лысый подполковник из тыловиков.

Тарасов, краснея под его строгим взглядом, заплетая язык, доложил о складе и о том, что еще не успели всё осмотреть, и что в городе определенно много спрятано продуктов и материальных ценностей. Есть, мол, еще и керосин, и соль, и даже мука. И водка, конечно, имеется. Шайки, мол, тут орудуют. Одного, докладывал Павел, захватили живым, но там на рынке их, конечно, больше было, да только разбежались все.

Подполковник кивал, буравя Павла холодными глазами, потом спросил неожиданно чистым тенорком:

– Вас, старший сержант, кто приказал тут оставить?

– Командование…, майор Калюжный…

– Это что за птица?

– Это не птица, товарищ подполковник. Это – начальник войсковой разведки Пятой гвардейской кавалерийской дивизии генерал-майора Чепуркина.

– Ну да дьявол с ним! Вы низложены, старший сержант. Иными словами, свободен как та птица, которой не является ваш майор Калюжный! – подполковник вдруг сам защебетал легким смешком, довольный своей шуткой.