Тихий солдат

«Две недели назад,

 – писала Маша, – двое СМЕРШевцев так напились, что заставили всех в ресторане подняться и слушать, как они горланят «Катюшу», держа при этом всех под дулами двух пистолетов. Началась драка, один артиллерист, подполковник, был ранен СМЕРШевцем из ТТ, но и сам успел легко прострелить ему ногу, только мякоть задел. Ворвались милиционеры, а среди них каким-то образом оказался большой чин из МУРа, тоже, между прочим, совсем не трезвый. Он почему-то один из всех милиционеров сразу встал на сторону бузотеров и тоже достал пистолет. В драку ввязалось три майора-пехотинца, а там уж и какие-то спекулянты со справками об инвалидности, и такое началось! Стулья летали, зеркала кололись, а бутылок побито ужас сколько! Какой-то женщине сломали нос, а другой, жене морского офицера, капитана второго ранга, серьезно повредили руку. Этих двух СМЕРШЕВцев и МУРовского офицера мы сразу оформили в штрафбат, на Второй Белорусский фронт. Их судили уже на следующий день, лишили званий, наград и тут же на фронт, под конвоем. Дали по три месяца каждому. Все говорят, не выживут. Смертники, мол, они. Вот и погуляли! Представь!

А еще я случайно встретила на Петровке твоего старого знакомого Турчинина. Он оправляется после ранения. Всё лицо в шрамах и нет левого уха. Говорит, от взрыва гранаты. Он мне шепотом рассказал, что вашего Рукавишникова (помнишь же такого из охраны маршала Буденного!) тоже, как и тебя, отправили в сорок третьем в штрафбат. Он там целый месяц воевал, потом ему все вернули и направили куда-то на юг. Он бился в Крыму и там опять угодил в штрафные. Но не то во втором, не то в третьем бою был тяжело ранен и лечился в уже освобожденном Киеве. Турчинин рассказывал, что Рукавишников лежал сначала в одном госпитале с генералом армии Ватутиным. И даже был на его похоронах. Салют там в память о Ватутине дали огромный. Значит, Рукавишников был почти в тех же местах с тобой одновременно. Ему больше офицерского звания не вернули. Сейчас он тоже где-то рядом с вами. Может быть, даже рядовой. Я спросила, за что его дважды в штрафники отправляли (это же редкость какая!), а Турчинин смеется и говорит, что оба раза из-за женщин – не поделил с начальством, драку устроил. А начальство-то в обоих случаях старшего звания. Говорит, его даже расстрелять хотели. Но учли особые заслуги, все же в нашей системе с юности служил, в охране и на оперативной работе.

Я спросила Турчинина, откуда он все это знает, а тот смеется, хитрит чего-то. Они с Рукавишниковым, оказывается, давно друзья и имеют какую-то связь через почту или общих знакомых. Тебе передает приветы.

Вот такие у нас дела! А Турчинин тоже собирался на фронт и опять же куда-то на запад.

Береги себя, Паша! Главное, дожить до окончательной победы!»