Тихушник (СИ)

— Я слухам не верю, привык доверять фактам. А они таковы: есть люди, заинтересованные в вашем увольнении, и чин у них не меньше, чем у вас. Всю информацию сказать не могу — боюсь, что самого могут попросить уйти, не доработав до пенсии, — но они не спят, каждодневно работают, опутывая вас своей паутиной. Цель у них одна — во всех структурах власти иметь своих людей. Даже клуб создали.

— Я их знаю?

— Конечно.

— В их числе один из моих замов есть? Я угадал?..

— Может быть, может быть… Ладно, Палыч, давайте по делу. Я на объект напишу задание — пусть наши ребята за ним понаблюдают, — а вы попробуйте, чтобы они взяли быстрей его в работу. Боюсь опоздать — почувствует, что обложили со всех сторон, как волка позорного, и скроется. Проколы у нас такие уже были не раз. Кажется — вот уже близка победа, вечерком хлопнем очередного жулика, закроем его в ИВС денёчка на три, чтобы самим хоть немного отдохнуть, — а он возьми и как сквозь землю провались.

Помните, был у нас случай — когда ещё в УВД сидели, вор к нам приехал авторитетный и весь город на уши поставил? Наши коммерсанты вешались от его наездов, — через одного всех данью обложил, и людей подобрал в банду таких же отмороженных, как и сам. Сколько мы с ним помучились, чтобы его к ногтю прижать!.. Пришлось его поискать по всей стране, да не один месяц. Я облетел полстраны, пока на него случайно не вышел, — а так бы по сей день его ловил с фонариком на лбу! Кажется, мы всё предусмотрели, со всех сторон его обложили и никуда ему от нас не уйти. Даже наши помощники с ним за одним столом сидели и сообщали каждый его шаг. Дом его окружили, как наши деды фрицев под Сталинградом, кажется — всё, пришёл ему капут, ведь квартира на пятом этаже и летать не умеет… А он возьми и исчезни. Я этот случай никак не могу забыть. Когда его изловили — я несколько раз спрашивал: как ему удалось нас обхитрить? Так и не сказал, — хитрый, гад, как сто индейцев.

Да, помню, — был у нас такой прокол… А всё-таки как он смог из квартиры исчезнуть? По крыше не мог — дом был окружён.

— Я, Палыч, своим «убогим умишком» об этом долго думал, даже пару раз ходил на место его исчезновения — самому удостовериться, не ученик ли он знаменитого Коперфильда! Самолюбие оперское играло — молодой был ещё, неопытный. И пришёл к такому выводу: он переоделся в женскую одежду, как Керенский в 17-м году, — «старушкой зашарил». На голову повязал платочек, надел юбку до пят и спокойно вышел из подъезда, пройдя рядом с нашими наблюдателями, которые в это время спали или в карты играли. По-другому никак.

— Всё может быть, всё может быть, — повторил шеф, но, видимо, мысли о просроченной икре и прокуроре ему не давали спокойно рассуждать; ведь ему портить отношения с мэром — а тем более с прокурором — как-то не с руки: могут стать ему врагами, а это уже серьёзные противники, — и продолжил:

— Со своим объектом не тяни — бери его в оборот. Мне коллеги сообщили, что он подал заявление в избирком. Будет баллотироваться в областную думу, выберут граждане его депутатом, тогда будет сложнее по нему работать.

— Палыч, а как насчёт кандидата, что отказался от выборной гонки? Я слышал — он заявление написал. Какое решение вы по нему приняли? Почему спрашиваю — из интереса. Вдруг следаки в бой рвутся, возьмут и возбудят уголовное дело по своей дури и добавят нам, оперáм, ещё работы. Ну, напугали его жулики немного, — с кем не бывает, — живой же!

Спросил я об этом шефа, чтобы удостовериться, какое будет его дальнейшее решение — спустить дело на тормозах, или дать ему ходу? А мне по моей «святой троице» из двух замов и «смотрящего» нужно также принимать решение — и немедленно. У этой «святой троицы» руки тоже замараны, — как бы они ещё нам работы не подбросили… А вот убийство журналиста и вчерашнего кандидата совершили люди уже другого склада ума, и они — серьёзные. Заказчиком был объект по моему оперативному делу, но с ним придётся повозиться и продлить сроки оперативной разработки, чтобы расширить круг его связей и получить больше информации. И ещё много чего нужно будет сделать. Я считаю его связующим звеном между лицами из администрации области и жуликами — не только местного разлива, но и из других городов, — которые отмывают деньги с «заводов и пароходов». Но он ещё оказался вдобавок и хулиганом — взялся за оружие. Этот человек — не ровня «смотрящему». Он вхож во все круги «ада» — людей из суда, прокуратуры, военных, милиции и иных лиц, имеющих вес в жизни нашего города. С ним тягаться и нам, оперáм, и следакам будет сложно. Адвокаты на его защиту встанут горой, когда придётся его арестовывать. И покорить этот «Эверест» нам будет не так легко — хотя и есть у нас преимущество: за нами правда. Но в последние годы, правда, по определённым причинам стала сдавать свои позиции, и на смену ей стала вершить правосудие неправда, за которой — власть, деньги, криминал.