Тики Ту

Все трое двинулись ко входу. Телохранитель последовал было за ними, но Светлана Владимировна, обернувшись, приказала:

— Филипп, не ходите за нами. Полагаю, что с мистером Макферерли мы будем в полной безопасности.

— Это точно, Филипп, — кивнул продюсер. — За дам головой отвечаю. Договорились?

«Минотавр» лишь рот раскрыл, да так и застыл на месте. Вместо него ответила Светлана Владимировна.

— Договорились.

И взяла продюсера под правую руку. Слева пристроилась Дарька…

Позже, прокручивая в памяти события того дня, Ферериус вспомнил, как Дария, стоило им только войти в зал, сразу же направилась к гуляескому «Острову Котлину». К одному из тех полотен, что он сам приобрёл каких-то полчаса назад. Когда они со Светланой догнали девушку, та стояла растерянная и такая же бледная, как в день вылета из Англии.

— Представляете, её уже купили, — дрожащим голосом сказала Дарька. — Выставка первый день, а её уже…

— Ну, ну, ну… девочка моя, — встревожилась Светлана Владимировна. — Ну-ка не расстраивайся. Купили? Дело поправимое. Мы сейчас же найдём организаторов и через них свяжемся с владельцем. Если ты хочешь непременно эту картину, обещаю — она будет твоя.

— Присоединяюсь к обещанию, — улыбнулся Макферерли.

Ему, безусловно, было жалко расставаться с полотном, но чего не сделаешь ради близкого человека?

— Поступим проще, — сказал он. — Никого мы искать не будем, ни с кем связываться тоже. Дело в том, что эту картину приобрёл я… Вам в подарок, мисс Аль-Заббар. Оставались сомнения, понравится ли…

— Фергюс, — похоже, ни девчонка, ни её мать не могли поверить в его слова.

— Единственное, — как ни в чём не бывало продолжал продюсер, — полотно взять сразу не получится. По условиям организаторов, экспозиция должна оставаться неизменной до самого закрытия. Пару-то недель, надеюсь, потерпите?

— Да. Пару-то недель как-нибудь потерплю, — вновь засияла Дарька.

— Мистер Макферерли, признайтесь — вы волшебник? — улыбнулась Светлана Владимировна.

— Не поверите, с момента рождения, — совершенно серьёзно ответил продюсер.

Но тут же рассмеялся.

— Хотите, угадаю ещё одно ваше желание? — подмигнув, спросил Макферели.

— А хочу! — потребовала Дарька.

— Мороженое, — произнёс продюсер тоном, не терпящим возражений. — Вы, кажется, предпочитаете эскимо?

— Феноменально, Фергюс! — чуть не ахнула Дария. — Из всех лакомств, которые есть на свете, вы выбрали именно то, которое я по-настоящему ненавижу.

Через пару часов они сидели в тихом ресторанчике неподалеку от Калужской заставы и разговаривали на отвлечённые темы. Попивая восхитительное молодое вино под какие-то лёгкие закуски…

Ферериус чувствовал… Нет, не чувствовал. Знал. Это последний вечер, когда они вот так, запросто, сидят втроём, смеются, болтают ни о чём…

Сегодня ночью Дарька прочтёт дневник Власа Якушева и послезавтра уйдёт в себя. Надолго. Если не навсегда…

Он надеялся, что проклятые бумаги, которым правильное место — в костре, сгорят на самом деле. Исчезнут, обернутся в прах, испарятся, наконец… Надеялся, но не верил. Потому что соперничать с ним — с Тики Ту, с его каким-то феноменально-чудовищным магнетизмом в одиночестве не с руки. Даже полномочному послу Сфер. И мелкий демон-хранитель тут совсем не подмога.

Да. Можно дневник уничтожить. Можно. И отсрочить неизбежное тоже. Но преодолеть влияние этой страшной силы… Увы…

Глава девятнадцатая

Две картины

В произошедшее невозможно было поверить, но факт — вещь упрямая.

Татьяна Власовна Клюжева действительно умерла. Ровно через тринадцать минут, предсказанных Ферериусом. И от разрыва сердца.

Миша, который не раз видел чужую смерть, сейчас, при виде бездыханного тела «Берёзы», ёжился и откровенно чего-то побаивался, ощущая в душе нечто, что, должно быть, некогда испытывали несчастные рабы, которых должны похоронить в одной могиле с усопшим хозяином. Агафонову казалось, что временно невменяемый Клюжев, стоящий теперь на коленях рядом с диваном, на котором до сих пор лежало остывающее тело его супруги, поднимет вдруг голову и метнет в него из глаз парочку убийственных молний.

Но обошлось.

— Михал Михалыч…

Миша вздрогнул, почувствовав, что кто-то дёрнул его за рукав. Нина?

— Пойдёмте в другую комнату. Папе надо побыть одному.

Точно. Нина. Глаза сухие, непроницаемые. И чёрные, как безлунная ночь. Траур даже в них…

— Да, конечно, — негромко отозвался он, как только сообразил, чего от него хотят.

Они на цыпочках вышли в коридор, и Агафонов осторожно, чтобы не дай Бог не скрипнуть петлми и не хлопнуть, прикрыл за собой дверь. Нина не отпустила рукав его пиджака, и теперь тянула Мишу за собой с яростной настойчивостью. Списав такое поведение на состояние девушки, которая, похоже, только недавно и ещё не до конца оправилась от шока, Агафонов сопротивляться не стал. Несколько шагов по коридору, ещё одна дверь, ещё… И вот они стоят на пороге тёмно-зёленой комнаты с огромной кроватью.

— Тётя Света подъедет попозже, — прошептала Нина. — Ей надо договориться о похоронах… Это она попросила меня показать вам картины деда. Сказала, что для дела.