Тимур. Тамерлан

Не слишком они обрадовались друг другу, лёд, появившийся в их сердцах после «грязевой» битвы и отступления из Самарканда, и не думал таять. Но глубоко заложенный в них инстинкт власти подсказывал каждому, что в данной ситуации им надлежит действовать совместно. Нельзя было допустить, чтобы у новых хозяев города хоть на мгновение появилась надежда на то, что они смогут сыграть на недоверии эмиров друг к другу.

Так что они, не сговариваясь, поставили свои богатые шатры рядом, повсюду появлялись вместе и всячески демонстрировали полное взаимопонимание. Люди наивные или несведущие могли подумать, что вернулись времена первоначальной дружбы Хуссейна и Тимура. Оба эмира очень желали, чтобы именно такое мнение сложилось у сербедарских вождей.

На следующий день после воссоединения ратей этим вождям было выслано приглашение на дружескую встречу. Гонцы, отправленные с этим приглашением, должны были создать у Маулана Задэ, Хурдека и-Бухари и Абу Бекра ощущение, что эмиры восхищены их действиями, полностью их одобряют и предлагают подобающим образом вместе отпраздновать такое великое событие, как разгром чагатайской армии.

Для этой цели от Хуссейна был выбран хитроумный Масуд-бек, от Тимура — его визирь, увечный Байсункар.

Как только посланцы дружбы прибыли в город, сербедарские вожди собрались на совет. На нём стоял всего лишь один вопрос: как вести себя дальше?

Было понятно, что Хуссейн и Тимур не ангелы и главная их цель... отнять у победителей плоды их победы. Но с другой стороны, все трое понимали, что именно появление конницы эмиров явилось одной из причин отступления Ильяс-Ходжи и, стало быть, они имеют какую-то часть в плодах победы. Так что предстояло определить размеры этой части.

   — Дружба! Они нам предлагают дружить?! — хохотал Абу Бекр, лупя себя огромными красными ладонями по обширному животу, обтянутому дорогим халатом.

   — Такую дружбу предлагает сборщик податей райату, а волк ягнёнку. Как только мы впустим их в город, и нам, и всем делам нашим придёт конец. И всё вернётся на прежние пути, богатый снова станет богатым, а тот, кто всю жизнь был согнут непосильной работой, вновь будет вынужден согнуть свою спину. И хорошо ещё, если палка вернувшегося господина хотя бы первое время будет эту спину щадить.

Разговор происходил во дворе дома Джафара ибн-Харани. Торговец индийскими пряностями всегда с тайной симпатией относился к сербедарскому движению вообще и К Маулана Задэ в частности. А теперь, когда висельники пришли к власти, поспешил эти отношения укрепить. Он справедливо рассудил, что любой власти, как бы она себя ни называла, рано или поздно понадобятся те, кто умеет торговать. Так почему не стать первым, а стало быть, и главным торговцем новых правителей? Он обратился к трём вождям с почтительнейшим предложением перебраться из неудобного дома начальника городской стражи в его дом, значительно более обширный и роскошный. Купец, разумеется, предупреждал, что ни в коем случае не собирается тревожить спокойствие гостей своим хозяйским присутствием. Он поселится в другом доме и будет терпеливо ждать того светлого часа, когда кто-нибудь из вождей не захочет его увидеть.

Солнце ещё только начало своё восхождение к полуденному трону. Воздух был лёгким, но вместе с тем густо напоен приятными запахами, свойственными этому времени суток. Под раскидистыми непроснувшимися деревьями, на ковре неописуемых размеров, возлежали советующиеся, ели, пили и разговаривали о вещах, которые могли впрямую повлиять на их ближайшую судьбу.

   — Я тоже не верю им, — сказал Хурдек и-Бухари, — они ласковы, пока не всё в их руках. Чего я могу ждать от Хуссейна, когда он знает, что когда-то я грабил караваны, принадлежавшие его отцу?

Эти слова вывели Маулана Задэ из состояния задумчивости, в котором он находился.

   — Караваны?

   — Да, караваны. — Хурдек и-Бухари усмехнулся: — Ты забыл, что когда-то я был разбойником. Но даже если ты забыл, Хуссейн не забудет никогда.

   — Так же как и то, что я — простой ремесленник. Что я никогда не стану вровень с ним. И чтобы я не попытался это сделать, пока в моих руках есть сила, вручённая мне народом, он, клянусь Аллахом, постарается меня убить, — сказал Абу Бекр.

   — А почему вы всё время говорите только о Хуссейне? Ведь их двое, названых братьев.

Стрелок из лука помотал головой:

   — Из увечного человека никогда не получится настоящего правителя.

Абу Бекр согласился:

   — Хуссейн намного знатнее, и уже давно у них всё решает он, так все говорят.

Маулана Задэ на это ничего не ответил и снова впал в задумчивость. Соратники его не тревожили. В их отношении к бывшему богослову в последние несколько дней произошли определённые изменения. Они конечно же слышали о том, что случилось в шатре Буратая и Баскумчи, и хотя Маулана Задэ ни о чём прямо не говорил, они внутренне признали его полное над собой превосходство.