В то время как Тимур и его знатные люди воздавали должное обычаю после боя устраивать пир, в Дели произошел чреватый последствиями инцидент. Группа воинов столпилась у ворот города, «как голодные волки, которые нападают на стадо», и напала на горожан. Сразу же были откомандированы эмиры, которые должны были подавлять подобные нарушения дисциплины. Но это оказалось невозможным, так как в то же время составители диванов
[19]* делили деньги, выжатые у населения. Более того, часть войска находилась уже внутри крепости, чтобы отоварить ордера на получение сахара и зерна; у других воинских отрядов было поручение выследить слуг побежденного султана. Сверх всего этого те придворные дамы, которые сопровождали Тимура, осматривали город со своей свитой. Ситуация вышла из-под контроля. Жадность к добыче охватила вдруг чагатаидов, жители защищали свою жизнь, дома пылали неизвестно кем подожженные, захватчиками или местными жителями. Эмиры из страха, что невыполнение приказа рассердит Тимура, закрыли ворота, так что до следующего дня у грабителей — говорят, их было пятнадцать тысяч — не было возможности убежать. Их неистовство было невозможно обуздать. Так продолжалось несколько дней. Наконец, мародеры доставили свои трофеи (людьми) к стенам; даже самый простой воин гнал самое меньшее двадцать мужчин, женщин и детей, большие эмиры — целые толпы. Ремесленники и художники остались закрепленными за представителями самого близкого окружения Тимура, и некоторый контингент был предназначен для оставшейся в Самарканде знати. И, наконец, каменотесов Тимур выбрал для себя, так как он лелеял мысль украсить Самарканд роскошными мечетями. Вызванное этим падение цен на иранских рынках рабов вскоре после этого зарегистрировали, как мы уже слышали, и мамлюкские хронисты. Уже свыше было решено, что Дели должен быть уничтожен несмотря на то, что все требования Тимура были выполнены; когда «господин счастливых обстоятельств» узнал о несчастье, было слишком поздно; «как только стрела божественного предназначения вынеслась с молниеносной быстротой из лука воли (создателя), она неумолимо попадает в свою цель», — замечает Насир-ад-дин Умар35.Первого января 1399 года чагатаиды отступили, чтобы нагрянуть в другие местности. Они продвинулись дальше на восток и уже через восемь дней стояли у верхнего течения Ганга. Они нашли брод, и часть из них переправилась через реку. На одну ночь Тимур остался на этом берегу и только на следующий день решил напасть на расположенное в верхнем течении местечко с названием Туджлук. «Господин счастливых обстоятельств» во время всего этого похода был в дурном настроении, болезненная опухоль предплечья причиняла ему много забот. Неожиданно он получил сообщение о приближении врага на 48 кораблях. Тимур приказал своим войскам немедленно двигаться к воде, «и в горячем стремлении бороться за веру и за звание борца за религию бесследно исчезла досада, которая появилась до того. И когда море искрящейся натуры великого властителя разбушевалось у берега, тогда настоящее море затихло, испуганное брызгами волн, в поту стыда...»36 Не обращая внимания на опасности, чагатаиды на своих лошадях бросились в воду, и завязался знаменательный бой, счастливый исход которого для Тимура снова дает возможность Насир-ад-дину Умару блеснуть словами. Последовали дальнейшие завоевания; как-то в один день «господин счастливых обстоятельств» захватил три крепости. Как сообщает летописец, все устроилось таким образом, который не мог бы быть благоприятнее. Тимур был неутолим; когда бы и где бы ни сообщалось ему о скоплении неверных, он приказывал атаковать. Некоторые из его эмиров советовали ему пощадить себя. Он отказывался: «Религиозная война приносит двойную пользу: прекрасное искупление (в потустороннем мире) и богатая награда (в земной жизни)... Преследуя эту двойную пользу, я стремлюсь к тому, чтобы завоевать для самого себя оставшееся счастье и немедленную выгоду для бедных в войске, у которых нет ке мула... Заботиться о подданных — хороший обычай справедливых царей...» — Ответ, который нужно бы написать темным зрачком на белке глаза или закрепить золотыми чернилами, считает Насир-ад-дину Умар 37.
Разбойничьи набеги следовали один за другим; все области на Ганге, заселенные «неверными», должны платить султанату Дели подушную подать, однако в период неурядиц на престоле платежи приостанавливались38. Так звучит оправдание для ярости. Но в этих походах Тимур и с самим собой не считался ни капли. Он пробирался в джунгли, которые казались ему еще гуще, чем леса Мазендерана, — ничто не могло ему помешать. И он преследовал всех, кто не исповедовал исламскую веру, с присущей ему хитростью. «И слава этих прославленных завоеваний во всех частях света достигла степени достоверности самым лучшим образом засвидетельствованного слова Пророка... неверие и многобожие были отменены... и восторжествовал закон шариата»39.