Несмотря на это отношение Тимура к Халилу Султану больше не было неомраченным. Неприятный семейный инцидент нельзя было скрыть, и он вызвал гнев правителя. Халил, женатый на дочери племянника Тимура, был пленен очарованием наложницы умершего три года назад Саиф-ад-дина. Шад Малик звали даму. Когда Тимур летом вернулся из Западной Азии, ревнивая жена Халила устроила ему скандал. Разъяренный Тимур приказал разыскать ту самую Шад Малик и убить; однако Пир Мухаммед, сын Джахангира, попросил сохранить ей жизнь, и этим на первых порах все было улажено. Но в Аксулате Тимура уведомили, что Халил ту любовницу все еще держит при себе, и она даже сопровождала его в Ташкент. Итак, принц открыто воспротивился воле «господина счастливых обстоятельств»! Теперь ему не будет пощады. В этом кризисе супруга Тимура, которая знала о его безумной любви к своим детям и внукам, уговорила нескольких эмиров сообщить со всей осторожностью, что «в раковине той дамы спрятан жемчуг отпрыска из чресл принца». Так была спасена жизнь любовницы; до родов она оставалась под покровительством гарема; затем была отдана в жены черному рабу. После смерти Тимура она снова была с Халил ом Султаном, который теперь женился на ней по всем правилам. Она скверно отблагодарила гарем Тимура за спасение: двух самых красивых вдов она велела отравить (так рассказывают), потому что боялась, что Халил мог бы обратить на них свое внимание36.
О последствиях этого столкновения с непослушным внуком Тимур в то время не мог догадаться. Он был в хорошем расположении духа. Шестого января 1405 года Юпитер и Сатурн вступили в союз — событие, которое, видимо, укрепило нетерпеливого в своем решении Тимура оставить Аксулат и, чего бы это ни стоило, идти дальше в Отрар и совершить паломничество к могиле Ахмада Ясави. Расположенным в лагере под Ташкентом войсковым частям он велел передать приказ вторгнуться во вражеский Моголис-тан, как только будет стоять «солнце в середине знака зодиака Рыб», значит в начале марта. Немногим больше, чем через неделю Тимур добрался из Аксу-лата к Яксарту, через который нужно было переправиться на пути к лагерю под Отраром; это не создало трудности, так как на реке был толстый лед. С конца ноября до конца марта той зимой Оке и Як-сарт были покрыты льдом, замечает Жазди. Под Отраром, куда Тимур прибыл четырнадцатого января, он нашел приют в доме одного эмира и поэтому был лучше обеспечен, чем в Аксулате. Но как раз в тот день, когда он въехал в дом, там вспыхнул пожар, который, правда, скоро смогли потушить; но это посчитали плохим предзнаменованием, и окружение правителя забеспокоилось, так как и без того многим из его доверенных снились кошмарные сны. Но Тимур был непоколебим в достижении своей цели; он приказал разведать проходимость путей, но должен был снизойти до понимания, что сейчас нечего было и думать о дальнейшем продвижении.
В то время как Тимур ожидал в бездействии, к нему привели одного человека по имени Кара Ходжа — посланника Тохтамыша! «Господин счастливых обстоятельств» принял его, как того требовал обычай: справа от его трона сидели потомки Джучи и Угедея, которых он привел с собой, слева — тимуридские принцы; высокопоставленные эмиры ввели посланника, и он был «осчастливлен милостью поцеловать ковер». Затем он вручил послание Тохтамыша, заключавшее слова извинения: «Я ощутил наказание за мою неблагодарность. Если бы царская милость могла зачеркнуть росчерком пера прощения список преступлений, который я, слабый, совершил, то я никогда снова не буду вытаскивать голову из ошейника послушания, никогда снова не отступлю ни на шаг от улицы повиновения!» Тимур показал себя примирившимся и пообещал послу: «По окончании этого военного похода, если Бог благосклонен ко мне, я освобожу улус Джучи и передам Тохтамышу!»37 Какая упорная приверженность к старым связям, даже если они не оправдали надежды! И какая не знающая усталости готовность навязать миру порядок, который воспринимается как единственно правильный! И какая слепота в отношении все больше и больше приближающейся действительности! Его сыновья никогда не завершат его дела, когда он умрет, — догадывался ли он об этом? Уже во время семилетней кампании проявилось это; и некоторые эмиры следовали за ним тоже неохотно, указали ему еще до нападения на Сирию, потом снова перед битвой с Баязидом на переутомление войск, а этим и на невыполнимость того, к чему он чувствовал себя призванным!38 Но он не уступил, вообще не смог больше осознать неосуществимость своих планов.