Тёмное наследие

И снова захохотал, до всхлипов и слез на глазах. Блакориец растянул губы в улыбке.

– Не смешно, Дармоншир. Вам стоит меньше пить.

– Простите, Дьерштелохт, – отсмеявшись, покаялся Люк и вытер с уголков глаз настоящие слезы. – Говорю же, глупости. Вы правы, надо остановиться.

«Тем более всё, что нужно, я уже сказал».

Барон мрачно посмотрел на него и вышел. Люк остался на балконе еще на несколько минут, выкурил вторую. А когда вернулся – блакориец поднимал что-то бормочущего принца с диванчика.

– …Нормально я, нормально! – бубнил тот. Распахнул глаза. – Играть! Где бабы! Женщину, Дьерштелохт! Отпусти!

– Вас ждет Корделия, ваше сиятельство, – твердо сказал барон, ведя Инландера-младшего к двери. Принц что-то забулькал, вырвался, захихикал. Жалкое зрелище.

– …Да, такие сиськи! А! Дармоншир! – взгляд его сфокусировался на Люке. – Завтра жду! В пять! Смотрите!

– Я буду, ваше сиятельство, – пьяненько пообещал Люк.

– Смотрите! – выкрикнул снова Лоуренс, сделал шаг назад и чуть не полетел на пол. Его снова подхватил Дьерштелохт.

– По домам, господа, – ровно сказал блакориец. Мужчины понятливо закивали, подождали, пока выведут буянящее сиятельство из комнаты, и начали расходиться.

Глава 11

Четверг, 29 декабря, Иоаннесбург

Катя вернулась домой от Александра в четыре утра. Первым делом посмотрела почту за день – письма лежали на подносе в ее спальне, как и журнал записи звонков на домашний телефон от экономки.

Никто не пытался с ней связаться. Неужели что-то случилось и она им больше не нужна?

Она похолодела.

А вдруг девочек уже нет в живых?

Ни на что особо не надеясь, она вышла из спальни и побрела вниз, к почтовому телепорту. Маленький шар на двух ножках над чашей искрил, как обычно – она пригляделась и трясущимися руками вынула из сферы плотное письмо без каких-либо надписей на конверте. Тут же, в свете телепорта, распотрошила его – на вспотевшую от ужаса ладонь вывалилось несколько фотографий и записка. Катя медленно пошла наверх.

Снимки дочек – улыбаются, играют в какой-то детской комнате. Сердце немного отпустило. Не похоже, что их обижают. Няня – нахмуренная, встревоженная. На фотографиях время – сегодняшний вечер. Тогда же она платила Александру собой за то, что принесет его в жертву. И записка с адресом. С двумя. Первый – бунгало в Эмиратах, на берегу океана. Второй, для Марины, – горнолыжный курорт в Блакории.

Катерину начало трясти, и она прислонилась к стенке, прямо на лестнице. Тело ныло, помня крепкие мужские руки и прошедшие несколько сумасшедших часов, но на удивление Катя чувствовала себя бодро – будто не дремала какой-то час, а то и меньше, после последнего раза. Спать не хотелось вообще.

Тут же вспомнилось, что и как с ней делал Свидерский, – щеки запылали, и она опустила голову. Куда проще было бы, если бы он оказался таким же мерзавцем, как Симонов. Но нет. Увы. Пусть с ним не было так весело и немного безумно, как с памятным ей Инклером, чтобы ему хорошо было по жизни. Но в таком состоянии довести ее почти до беспамятства… да, дело свое он знал. И нежным быть умел. И, такое ощущение, вообще комплексами не обладал. И как хорошо и как ужасно, что ей, понятия не имеющей, как соблазнять мужчин – а где бы она этому научилась? – это удалось так быстро. Хоть и тяжело было… и противно до мути. И сейчас противно – потому что на какое-то время она забыла обо всем.

Что же теперь делать? Что делать? Как она сможет его – который в ответ на ее молчание так стонал и так шептал горячие, возбуждающие, нежные слова – отдать тем людям?

Катя еще раз посмотрела на фотографии и заплакала. А что еще ей остается? Девочки важнее, и никто ей не поможет. Опять она одна. Совсем одна. Бессильная и жалкая. Не в состоянии даже защитить своих детей. Да и как защитишь, если не знаешь, где они?

Катерина вытерла влажную ладонь о платье и, держась за стенку, поднялась наверх. Сняла одежду, глядя на свое отражение в темном зеркале. И пошла в душ.

А через несколько минут выскочила оттуда, не вытираясь, накинула халат и побежала на чердак – босиком, тихо, оставляя за собой мокрые следы и стараясь не привлекать внимание слуг, чьи комнаты находились на третьем этаже. Наверху, среди вещей, перевезенных из старого дома и еще не распакованных, находилась и старая бабушкина шкатулка. В ней лежали и клятвенный камень, который она брала на встречу с Инклером, и другие запрещенные в Рудлоге артефакты.

Катя долго рылась в коробках и, когда наконец наткнулась на тяжеленькую черную деревянную шкатулку, перевела дыхание, чтобы успокоить сердце. Спустилась вниз, прижимая ее к себе, как сокровище.

В спальне Катерина первым делом откинула с пола ковер. Взяла из шкатулки черный мел и одну старую свечу, оплывшую, уже начавшую расслаиваться, зажгла ее. И в свете свечи, очень приблизительно, на память, стала быстро рисовать на полу карту Туры, точнее, двух материков, Рики и Манезии, делить Рику на страны.

Пока нет бумажной карты, попробует так. А если пойдет… если получится, то завтра купит и бумажную, и другие нужные ингредиенты.