Тёмное наследие

Он нахмурился. Но начал расстегивать пиджак. И через минуту уже стоял рядом с ней. Прижал к себе спиной – она откинула голову ему на грудь, закрыла глаза – и стал медленно гладить по телу вверх-вниз. Очень целомудренно и спокойно, как ребенка, и эти движения и исходящее от него тепло привели ее в совершенно сонное состояние – и льющаяся вода шумела мерно, омывая тело горячими струями, и было ощущение, что они не в университете – где-то далеко, только вдвоем. Было так хорошо, что Кате снова захотелось плакать. И она повернулась, обняла Свидерского за шею, ткнулась губами куда-то в ключицу, лизнула.

– Ты просто недоласканная, – сказал он глухо ей в макушку – руки его так же спокойно гладили ее по спине, по ягодицам, – вот оно что. Пуганая и недоласканная маленькая девочка. С тобой не сексом надо заниматься, а баловать и сладким кормить. Какая из тебя любовница, Кать?

– Мне вчера было хорошо, – лениво возразила она, подняла голову и поцеловала его в губы. Он был такой горячий, что хотелось вжиматься, впитывать это тепло. Забросила ногу ему на бедро, потерлась. – А тебе разве нет?

– Честно, – сказал он после небольшой паузы, заполненной ее поцелуем – Александр не отвечал, но и не отталкивал, а рука его прошлась по бедру, придержала ее за коленку и мягко опустила ногу вниз, – чувствую себя чудовищем. Зачем ты вчера пошла со мной, Кать?

– Захотела, – сказала она как можно честнее. Свидерский чуть напрягся, но кивнул.

– Хорошо, – ответил он задумчиво.

Несмотря на внешнее спокойствие, глаза его темнели, но он все так же размеренно двигал руками, оглаживая ее, правда, поднимался теперь и до плеч, и до груди и от поцелуев не отказывался. Но, когда она потянулась ладонью вниз, покачал головой.

– Откат, – повторил он сухо.

– Вместо сладкого, – шепнула Катя и заглянула ему в глаза, – Саш, пожалуйста… правда нужно.

Ей было очень важно, чтобы ее не отталкивали, чтобы сделали то, что хочет она. И очень-очень хотелось сейчас зарядиться от него силой, уверенностью, спокойствием. Внутри было холодно и пусто, и Катерина тянулась к единственному источнику тепла и почти снова готова была заплакать от разочарования, что он ей отказывает.

– Тебе домой сейчас нужно, – возразил он и откинул голову назад, сглотнул – она все-таки добралась до цели.

– Середина рабочего дня, – Катя прижалась к его плечу лбом и завороженно смотрела на свою руку и на его пальцы, вытянутые по бедрам. – Саш… Саша… неужели правда больше меня не коснешься? Считай, что это терапия…

Он вздохнул, подхватил ее под бедра, сделал несколько шагов и прижал к стене. И застонала она сразу – хоть двигался он медленно, аккуратно, очень бережно. И правда, лечебная процедура, а не секс. Впрочем, какая разница, если через несколько минут пришла разрядка и стало так же пусто в голове и хорошо, как вчера?

Потом, когда Катерина сушила волосы и наблюдала, как Александр одевается, и пока он ходил за ее сумкой, где была косметика – нужно было привести себя в приличный вид, – она окончательно поняла, что никак и никогда не сможет отдать его тем страшным людям. И утвердилась в своем решении. Все равно ей не жить нормально. Зато она сможет сама спасти детей и дать возможность им нормально жить.

Волосы пришлось убрать в узел, зато лицо выглядело теперь как обычно, хотя красные глаза портили все впечатление.

Они все-таки выпили кофе, и съели торт, и испорченные бумаги она забрала с собой – переделать, исправить. Александр не возражал – он внимательно наблюдал за ней, и опять не по себе становилось от этого взгляда, хотя говорили они о вещах нарочито отвлеченных.

Катерина задержалась до конца рабочего дня. Свидерский проводил совещание с деканами, и оно грозило затянуться надолго. Герцогиня собралась, спустилась на первый этаж. И, поколебавшись, открыла дверь в подвал.

Там было темно, и по стенам вниз шли волны энергии, накопленной за день. Катя постояла несколько минут, решаясь. Вспомнила девочек и то, что у нее осталось каких-то два дня. И приложила ладони к стене.

Только бы получилось.

Несколько минут ничего не происходило. А затем она почувствовала, как зарождается внутри ледяной голод, очень похожий на тот, что она испытывала днем рядом с Александром – но гораздо сильнее, – как стена начинает казаться горячей, и заурчала, когда между мерзлой пустотой внутри и напоенным энергией зданием рухнула перегородка и внутрь хлынула бодрящая, играющая, как штормовое море, энергия. Некоторое время Катерина держалась, а затем глаза ее закатились, воля рассыпалась в пыль, и она растворилась в этой энергии, жадно захватывающей ее.

По первому этажу пронесся гул. У каменов синим цветом засветились глаза и потухли. Стражи университета застыли, замолкли разговоры – словно разом все умерли. А в подвале Катерину вдруг отбросило от стены – она отлетела на пол и осталась лежать там. К ней приблизились два сияющих шара, переплавились в тонкие призрачные тела.

– Жива, – сказал один.

– Как не уследили-то, Арик? – спросил другой. – Много взяла-то?