Тёмное трио

Кажется, Ириска что-то кричала, пыталась их вразумить… Туман уже не слушал: он рванул с места и побежал, от всей души надеясь отыскать Чиби. Перехватить её до того, как она вылетит на улицу.

Ведь он слишком хорошо знал, что может случиться с зарёванной девчонкой, которая бежит, не видя светофоры.

К счастью, нестись на улицу не пришлось.

Сперва Туман услышал всхлипы. Затем увидел её.

Чиби притулилась в уголке за фикусом. Том самом, что любил Крест и прочие социофобы их школы. Обхватив себя руками, Чиби сидела на скамеечке и раскачивалась туда-сюда, как неваляшка. Очень-очень грустная неваляшка.

– Не хочу, не хочу… не буду… – донеслось до Тумана. – Не хочу взрослеть… Не хочу!..

– Эй, Чиб, – кашлянув, тихонько позвал Туман.

Она застыла. Глаза, что уставились на него сквозь листву фикуса, стали ещё огромней.

«Девочка-аниме», – невольно улыбнулся Туман.

– Что случилось? Я могу помочь?

Чиби моргнула и резко отвернулась.

– Не можешь, – гнусаво ответила она, вытерев нос рукавом.

– А вдруг?

Стараясь не делать резких движений, Туман прошёл к скамейке и сел рядом с ней. Прямо на линолеум, скрестив ноги по-турецки. Чиби обмерла от такой наглости. Но, слава Богу, не убежала.

– Ну так что? Поделишься? Чем тебя Ириска обидела?

Нижняя губа Чиби задрожала. Обняв себя сильней, девочка заговорила так, словно каждое слово причиняло боль:

– Она хочет, чтобы я одевалась по-другому. Для спектакля… и вообще. Чтоб… чтоб на семнадцать выглядела. И всё такое. Кофточки в обтяг, юбки… Особенно, в конце.

– Так это же хорошо, нет? – спросил Туман, против воли разглядывая фигуру одноклассницы. – Тебе и кофточки будут к лицу, и юбки. Ты очень…

Слово «красивая» Туман не договорил: Чиби, заметив, куда он смотрит, побурела до корней волос и съёжилась в комок, ещё крепче обнимая себя.

– Уходи. Пожалуйста.

– Чиб…

– Ты не понимаешь, – ломким голосом прошептала Чиби. – Никто не понимает! Я не хочу взрослеть. Не хочу!

– Что ж. Твоё право, – вздохнул Туман, поднимаясь.

Чиби неверяще посмотрела на него, захлопала кукольными ресницами.

«Вот же опахала… А раньше я и не видел».

– Ты можешь сидеть тут и плавать в жалости к себе. Весь мир проклинать… Можешь, конечно, – медленно сказал Туман. – А можешь поступить по-другому.

Затихшая Чиби смотрела на него во все глаза.

– Ты можешь выразить боль в танце, – договорил Туман. – Хочешь, научу?

И протянул руку.

Спустя минуту, долгую, как бесконечность, Чиби протянула свою.

***

Малый зал, который отвели для репетиций танцев, был гулким, красивым – только после ремонта. Недавно сюда натащили зеркал, купленных на деньги родительского комитета. Широкие, на спец-липучках, они были наклеены на одну из стен, и теперь любой, кто репетировал, мог видеть себя во всей красе.

Конечно, Чиби стеснялась. Она всегда была жутко стеснительной. Но Туман терпеливо объяснял, показывал видео номеров на телефоне. Ставил её аккуратно в ту или иную позицию, хвалить не забывал…

И понемногу, по чуть-чуть, Чиби оттаяла. Перестала зажиматься.

Туман помогал Чиби танцевать и сам показывал всё, что умеет. Танцевал в одиночку, работая и телом, и лицом.

Он был печален, как Пьеро, и весел, как Арлекино. Корчился от боли, точно Квазимодо, не знающий любви… А потом, решившись, включил особенный трек. Показал то, что не показывал никому. Даже Алёнке.

Этот танец был посвящён маме. Мать-и-Мачехе, чьи пальцы плясали перед тем, как исцарапать, ранить…

Туман летал по залу, обнимая незримую Мать. Забивался в угол, отбиваясь от Мачехи. Страдал и радовался, отступал и наступал. А затем…

Туман не помнил, когда, уставший, он рухнул на пол. Скорчился, прижав колени к груди. Глазам было мокро, губы, искусанные в кровь, саднили. Лёгкость пальцев, что скользнули по волосам, заставила вздрогнуть, и Туман поднял голову.

Чиби стояла над ним. Лицо сердечком, пара забавных косичек… А в глазах – сочувствие. Почти материнская любовь.

Чиби присела рядом. И обняла его, как обнимают пупса. Не плачь, маленький, я с тобой. Всё хорошо…

А потом запела.

Туман замер. Только сердце вдруг заколотилось в груди.

Чиби пела колыбельную, гладя его по волосам. Чистым, звонким, как ручей, голосом. Тем самым, который зовут «хрустальным».

А он и не верил, что такой бывает.

– Чиб… – с хрипотцой спросил Туман, когда она закончила.

– Что? – помолчав, отозвалась Чиби.

– Ты прости. Я обещал научить, а танцевал один. Да ещё и расклеился…

Слабая улыбка.

– С кем не бывает.

– Придёшь завтра на репетицию?

Гладящая рука замерла.

Чиби отвела взгляд. Потом и вовсе встала.

– Чиб?..

Она вздохнула и, подобрав рюкзак, закинула на плечо.

– Чиб, ты придёшь?

– Не знаю, – просто ответила она.

Туман смотрел на неё. Такую чудну́ю и несчастную. Улыбка, что красила её губы, незаметно пропала.

– Пока, Вань, – попрощалась Чиби и ушла.

Туман проводил её взглядом.

***

…С ориентировки улыбалась милая девчонка. Ямочки на щеках, веснушки на чуть вздёрнутом носу…

Туман угрюмо посмотрел на дату, когда она пропала. Уже неделя прошла. Плохи дела.