Тёмный дар

– Ты этого не замечаешь – возможно, ты и не можешь этого заметить, – но с гримуаром у тебя глаза другие. У тебя взгляд отстранённый – даже сейчас, когда ты стоишь напротив. И с ней было точно так же. Дальше станет хуже. И очень скоро.

– Но я собираюсь его уничтожить!

– Да-да, конечно.

– Просто… просто всё несколько усложнилось.

– Ты совсем как она. Придумываешь отговорки.

– Мама никогда не выдумывала отговорок!

– Да я не про Хелену говорю, глупая ты девчонка!

Констанс прикусила нижнюю губу, но было поздно: слово не воробей, вылетит – не поймаешь. Издалека до Кары доносились смех и болтовня: вышедшая со службы толпа собиралась на деревенской площади. До них долетали ароматы жареного теста и каленых орехов.

– Что это значит? – спросила Кара. – Если вы говорили не о маме, о ком же вы тогда говорили?

Констанс яростно замотала головой.

– Сделанного не воротишь. Уничтожь гримуар! Сейчас это главное.

– Ну да, конечно. Иначе мои друзья и соседи побьют меня камнями и спалят мой труп. Какая жалость. Они же так терпеливо ждали этого всю мою жизнь. Не хотелось бы их разочаровывать.

Констанс посмотрела на неё с чем-то, похожим на жалость.

– Они не плохие люди, Кара. Они могут поступать плохо из страха или по глупости, но большинство из них хочет жить простой жизнью вместе со своими родными. Этим они не отличаются от всех остальных – даже от тебя.

– Мне как-то трудно в это поверить.

– Я знаю, – сказала Констанс. – Мне очень жаль.

Она пошла прочь и на ходу добавила:

– Даю тебе время до Последней Ночи. Если ты не прекратишь это, я сама пойду к фен-де Стоуну. Мне очень не хочется тебе угрожать, но я не смогу жить спокойно, если такое случится снова. Я обязана Хелене хотя бы этим.

И Констанс ушла, не сказав больше ни слова.

Кара уселась сооружать Таффу костюм из всяких лоскутов и обрезков и на несколько часов сумела выбросить из головы гримуар. И папа сидел с ними в комнате, это тоже помогало. Со времени стычки с фен-де он сделался чуть больше похож на себя прежнего. Да, он и теперь надолго умолкал и страдал провалами в памяти, но глядя, как Тафф с папой играют в шарики на деревянном полу, Кара невольно улыбалась. «Ему становится лучше. Со временем он расскажет мне правду о том, что же произошло в ту ночь». Она спросит у него, когда придёт время – но не сегодня. Каре не хотелось чем-то испортить эту сцену, такую мирную, такую… такую нормальную. Так легко было вообразить, что и мама тут и вот-вот войдёт в дверь…

К гримуару её потянуло только позднее, уже ночью, когда Кара лежала в постели, прислушивалась к жуткому кашлю Таффа и гадала, не напрасно ли она оставила окошко чуточку приоткрытым. Потребность прикоснуться к книге зародилась где-то под ложечкой и вскоре охватила её всю, с головы до ног. Пока что ей было не так плохо, как бывало прежде. Но ощущение нарастало.

Кара вспомнила тот трилистничек, который чистильщики называют «таген». «С виду и не скажешь, – говорил ей Лукас, – но это самое опасное растение на всей Опушке. Стоит хоть кусочку забиться под ноготь – и будешь дня два ходить и улыбаться. И боли никакой не почувствуешь. Но к тому времени таген начнёт прорастать внутри твоего тела, дойдёт до сердца, и тебе захочется ещё и ещё, и ты будешь его хотеть даже после того, как он примется выжимать тебя изнутри, и зубы у тебя сгниют, и кожа примется отваливаться от костей. И с последним судорожным вздохом ты будешь просить ещё тагена».

Много ли времени осталось до тех пор, пока она дойдёт до этой точки? До тех пор, когда она будет готова скорее умереть, чем отказаться от магии?

«Может быть, ты до неё уже дошла».

И тут раздался ритмичный стук в окно.

Кара приподнялась на кровати. За окном стояла Грейс. Её пальцы были растопырены и прижаты к стеклу.

– Думала ли ты обо мне, Кара? – спросила она. – А я вот думала о тебе. Потому и пришла.

Она продолжала тихонько постукивать по стеклу кончиками пальцев.

– Может, пустишь меня в дом, Кара? – спросила она. Глаза у неё были как серебристые озёра под луной. – Он у тебя там? Можно мне на него посмотреть?

– Его тут нет, – ответила Кара.

– Нет, он там! В сарае я уже смотрела. В твоём тайничке, папа при мне о нём упоминал. Он-то, может, и не догадался, для чего он, но я-то знаю. Какая ты умница, что перепрятала его прежде, чем явились серые плащи. Сокровище твоей матери.

Грейс помолчала, поразмыслила.

– Как ты думаешь – возможно, когда она дотронулась до живота моей матери и сделала меня такой… может, она заодно сделала меня такой, как ты?

Грейс всё постукивала и постукивала по стеклу. Ритм этого стука совершенно не совпадал с ритмом её слов, как будто её рука обладала своим отдельным разумом.

– Она бы такого никогда не сделала! – сказала Кара. То была одна из множества историй, распространившихся после маминой смерти, когда деревенские, казалось, норовили свалить на покойную ведьму решительно все свои невзгоды.

– Нет, ну конечно, я знала, что ты так скажешь! Но я-то знаю правду.