Типы прошлого

— На первый разъ! повторилъ, заливаясь смѣхомъ, Крусановъ. — Вѣдь это онъ изъ собственныхъ своихъ воспоминаній намъ читаетъ, а, Чесминъ? Вѣщай! обратился онъ, остановившись, къ Вашневу: — самого-то тебя сколько разъ изъ окна спускали?

— А я говорю тебѣ, продолжалъ наглый господинъ, не обращая никакого вниманія на такое безцеремонное обращеніе къ его собственной біографіи, — я говорю тебѣ, что это ему такъ не пройдетъ, не такой человѣкъ Звѣ…

— Чесминъ! какъ можно громче кликнулъ я.

Всѣ трое обернулись.

Вашневъ, едва завидѣлъ генерала, нырнулъ и исчезъ, какъ мимолетное видѣніе…

— Кому я нуженъ? отозвался Чесминъ, своимъ лѣнивымъ, горловымъ басомъ.

— Ты, я слышалъ, назначенъ со мной въ одну коммиссію, продолжалъ я также громко, подходя къ нему.

— Говорили мнѣ въ канцеляріи. Я вѣдь у него постоянно вмѣсто затычки служу, отнесся онъ этими словами про своего начальника, съ которымъ состоялъ въ такихъ же бранчиво-нѣжныхъ отношеніяхъ, какъ и съ закадышнымъ другомъ своимъ, Крусановымъ.

— Такъ намъ надобно сговориться по этому случаю. Завтра я все утро дома. Заѣзжай непремѣнно и пораньше.

— Заѣду. А хороша-то вѣдь какъ, Господи! примолвилъ нѣжнымъ шепотомъ майоръ, указывая глазами по направленію Надежды Павловны и сантиментально закатывая ихъ затѣмъ подъ самый лобъ, которымъ щедрая природа наградила его до самаго затылка.

— Ну, теперь пошелъ дурить! — И Крусановъ махнулъ рукой на Чесмина. — А вы, съ пріятелемъ, держите ухо востро! сообщилъ онъ мнѣ въ видѣ наставленія.

И оба, взявшись снова подъ руку, вышли на лѣстницу.

Я вернулся въ дивану. Бѣдная дѣвушка взглянула на меня такимъ испуганнымъ взглядомъ, что мнѣ стало страшно за нее. Генералъ, повидимому, ничего не слыхалъ, или не понялъ.

Къ счастію, прибѣжалъ въ это время. Кемскій съ мантильей въ рукахъ и презабавнымъ разсказомъ о томъ, какъ на ней сидѣла какая-то злая старуха, съ райсвою птицей на головѣ, которую онъ никакъ не могъ уговорить привстать, и какъ онъ долженъ былъ наконецъ вытащить мантилью силой изъ-подъ старой упрямицы.

Его беззаботный смѣхъ, его забавныя рѣчи успокоили на время Надежду Павловну.

"Могъ-ли бы быть онъ такъ веселъ, еслибъ ему дѣйствительно грозила опасность?" хотѣла сказать, казалось, медленная улыбка, складывавшаяся на ея слегка заалѣвшихъ губахъ, пока она слушала Кемскаго всѣмъ своимъ слухомъ, смотрѣла на него во всѣ глаза.

Нѣтъ, не чуждъ ей былъ этотъ человѣкъ. Имя его не пронеслось безотвѣтнымъ звукомъ въ ея жизни. Онъ былъ дорогъ ей, — говорило ея внимающее, болѣзненно-оживленное лицо.

Дорогъ какъ подругѣ дѣтства, какъ сестрѣ, можетъ-быть?…

Все равно: какъ бы ни любила она, сладко быть любимымъ ею, думалъ я въ это время…

— Пора! сказалъ генералъ, подымаясь съ мѣста. Мы спустились съ лѣстницы.

— Владиміръ, вы будете въ намъ завтра? быстро и задрожавшимъ голосомъ спросила она Кемскаго, пока лакей надѣвалъ шинель генералу.

— Еще бы не быть! воскликнулъ онъ съ сіяющимъ лицомъ.

— Утромъ рано?

— Какъ можно раньше.

— Честное слово?

— Разпречестное! Онъ схватилъ ея руку и страстно приникъ въ ней губами.

Она тихо отвела ее.

— Смотрите же! сказала она. Вздохъ, какъ она ни старалась, невольно вылетѣлъ у нея изъ груди. — Я васъ буду ждать, примолвила она, укутывая голову въ капюшонъ мантильи.

Ей подали шубу. Влюбленный морякъ побѣжалъ безъ шинели сажать ее въ карету.

IX

— Поѣдемъ ночевать ко мнѣ, предложилъ я Кемскому, когда онъ вернулся. — Или тебѣ еще на балъ хочется?

— Да, очень мнѣ теперь нужно! возразилъ онъ, смѣясь.

— Такъ поѣдемъ.

— Пожалуй!

Кто-то въ это время назвалъ меня по имени.

Я обернулся и увидѣлъ, что на лѣстницѣ, безъ шляпы, закрывая грудь лацканами фрака отъ сквознаго вѣтра, стоялъ г. Секкаторовъ. Г. Секкаторовъ былъ не менѣе пріятеля нашего Крусанова популярнымъ лицомъ въ московскомъ свѣтѣ, но отличался отъ него своимъ тончайшимъ обращеніемъ, достойнымъ временъ красныхъ каблуковъ и причесокъ à l'oiseau royal, голосомъ, имѣвшимъ особенное свойство напоминать вамъ о томъ, что есть на свѣтѣ сладкія вещества, въ родѣ патоки и сдобнаго тѣста, и наконецъ уваженіемъ, самымъ безграничнымъ, къ своей собственной особѣ.

Вотъ этотъ-то самый, безгранично уважавшій себя г. Секкаторовъ стоялъ теперь на лѣстницѣ и звалъ меня. Выраженіе его лица въ эту минуту совмѣщало въ себѣ три оттѣнка: торжественность, таинственность и самоуглубленіе.

Я поднялся къ нему.

— Pardon de vous déranger, началъ онъ полушепотомъ, — я бы хотѣлъ…. не можете-ли вы, однимъ словомъ, сообщить мнѣ адресъ вашего друга?

— Какого друга?

— Господина Кемскаго. Такъ, кажется, правильно?

— Совершенно такъ. А позвольте узнать, на что вамъ этотъ адресъ.

Г. Секкаторовъ нѣсколько замялся.

— Если вы желаете видѣть Кемскаго, продолжалъ я, — такъ можете сейчасъ же; вотъ онъ самъ налицо, внизу стоитъ.

— Нѣтъ, нѣтъ, я не желаю безпокоить его теперь. Надо вамъ сказать, что я лично не имѣю удовольствія его знать. Я долженъ переговорить съ нимъ по порученію третьяго лица.

Г. Секкаторовъ чрезвычайно отчетливо и протяжно проговорилъ эту послѣднюю фразу.

— По порученію господина Звѣницына? спросилъ я.