Онъ посмотрѣлъ на меня задумчиво и, по многозначительномъ молчаніи, произнесъ также медленно и сжимая губы кружечкомъ:
— Я не нэзываю никёгё.
— Очень хорошо-съ. Такъ я вамъ могу сообщить слѣдующее. Мой адресъ вамъ извѣстенъ. Кемскій ночуетъ у меня. Если вамъ угодно переговорить съ нимъ по порученію вашего таинственнагл незнакомца, милости просимъ ко мнѣ завтра утромъ.
— Въ ко-оторомъ часу прикажете?
— Да хоть въ семь часовъ, пожалуй.
— Въ семь? Помилуйте! Наше гиперборейское солнце едва покидаетъ свое ложе въ этотъ часъ! уже игриво возразилъ г. Секкаторовъ. — Я надѣюсь, что наши переговоры съ господиномъ Кемскимъ будутъ та-акого рода, что мнѣ было бы по истинѣ совѣстно вызывать его та-акъ рано изъ сладкихъ объятій сна.
— Къ чему же тогда эти переговоры?
Г. Секкаторовъ учтиво пожалъ плечами и объявилъ, что прибудетъ ко мнѣ завтра утромъ въ девятомъ часу.
— Съ кѣмъ и о чемъ ты тамъ шушукалъ? спрашивалъ меня Кемскій на крыльцѣ, пока хриплый голосъ городоваго вызывалъ мои сани…
— О томъ, что завтра утромъ начинается первый актъ войны мышей съ лягушками, отвѣчалъ я ему шуткой.
— А это былъ самъ премудрый крыса Онуфрій? сказалъ онъ, расхохотавшись, словно только и ждалъ этого случая.
— Ты сказалъ! подтвердилъ я.
— Я тебѣ говорилъ, что намъ не избѣжать объясненій съ господиномъ Звѣницынымъ. Завтра онъ шлетъ въ намъ посланіе. Что же мы ему отвѣтимъ? спросилъ я Кемскаго, когда мы остались дома одни.
— Я право не знаю, молвилъ онъ, — и думать объ этомъ въ эту минуту рѣшительно не въ состояніи. Ты слышалъ, что она ждетъ меня завтра….
— Такъ и думать не станемъ! И точно, нечего загадывать заранѣе; утро вечера мудренѣе. Заляжемъ спать скорѣе.
Но не смотря на такое мудрое рѣшеніе, заснуть я не могъ. На душѣ у меня было неспокойно и невесело. Я всю ночь проворочался со стороны на сторону, прислушиваясь, не безъ зависти, къ ровному, тихому дыханію Кемскаго, заснувшаго сномъ ребенка, едва курчавая голова его прикоснулась къ подушкѣ.
X
Я разбудилъ его въ восемь часовъ. Мы одѣлись и вышли пить чай въ кабинетъ.
Черезъ четверть часа человѣкъ мой доложилъ, что пріѣхали двое какихъ-то господъ и спрашиваютъ г. Кемскаго.
— Проси.
Вошелъ г. Секваторовъ и съ нимъ бѣлокурый офицеръ, съ германскимъ типомъ лица, однополчанинъ Звѣницына.
На устахъ перваго блуждала самая пріятная улыбка, между тѣмъ какъ вся остальная особа его изображала собою офиціальность, достойную Липпе-Детмольдскаго каммергера.
— Позвольте себя представить, молвилъ онъ, Кемскому, расшаркиваясь:- Секкаторовъ. Et monsieur est le comte de Rabenhorst, указалъ онъ на товарища.
Кемскій вѣжливо поклонился и попросилъ ихъ сѣсть.
— Чему я обязанъ чести васъ видѣть, господа? спросилъ онъ, какъ слѣдуетъ.
Г. Секкаторовъ откашлянулъ. Легкій румянецъ заигралъ на лицѣ молодаго офицера.
— Прежде чѣмъ отвѣтствовать на вашъ вёпрёсъ, началъ Секкаторовъ, — мнѣ необходимо знать на-апередъ, въ какой мѣрѣ… считаете вы возможнымъ… дозволить намъ объясниться въ присутствіи господина ***…
Онъ указалъ на меня.
— Я васъ прошу объ этомъ, отвѣчалъ Кемскій.
— Господинъ *** долженъ быть увѣренъ, надѣюсь…. увѣренъ въ моемъ давнишнемъ уваженіи, продолжалъ Секкаторовъ, — но вы донимаете, дёлгъ мой…. я долженъ былъ предварительно освѣдомиться…. потому что… вы понимаете, моя обязанность…
— Совершенно понимаю, сказалъ я, — и вы напрасно извиняетесь.
— Итакъ?… обратился къ нему Кемскій.
— Итакъ, подхватилъ на лету Секкаторовъ, — графъ Рабенгорстъ и я уполномочены войти съ вами въ нѣкоторыя объясненія по порученію господина штабъ-ротмистра Звѣницына.
— Въ чемъ же должны состоять эти объясненія?
Офицеръ посмотрѣлъ на Секкаторова. Секкаторовъ снова кашлянулъ.
— Я долженъ васъ заранѣе предупредить, что наше порученіе имѣетъ двоякое содержаніе. Оно содержитъ въ себѣ, такъ-сказать, два вида, поправился онъ;- то-есть, оно какъ бы подраздѣляется на два различныя порученія, счелъ онъ еще нужнымъ прибавить.
— Прекрасно-съ, такъ не угодно-ли вамъ будетъ передать мнѣ и тотъ, и другой видъ, сказалъ, закусывая губы, Кемскій. Его видимо разбиралъ смѣхъ.
— Первое порученіе, началъ г. Секкаторовъ, — заключаетъ въ себѣ, можетъ-быть, менѣе важности, хотя и оно можетъ быть почитаемо въ нѣкоторой степени достойнымъ вниманія. Оно относится болѣе въ слышанному, то-есть въ дошедшимъ до господина Звѣницына слухамъ о томъ, что вы якобы отзываетесь о немъ, господинѣ Звѣницынѣ, самымъ непріятнымъ для него, и… можно даже сказать, не-е… неблаговиднымъ… образомъ. И потому довѣритель нашъ, господинъ Звѣницынъ, желалъ бы знать, въ какой мѣрѣ… и на сколько эти слухи основательны… и имѣютъ, такъ-сказать, основаніе быть… leur raison d'être, однимъ словомъ?
— На это я вамъ могу сказать, отвѣчалъ Кемскій, — что я четвертый день въ Москвѣ, третьяго дня увидѣлъ господина Звѣницына въ первый разъ отъ роду; кромѣ его, — онъ указалъ на меня, — и еще одного семейства, никого здѣсь не знаю, и потому отзываться о господинѣ Звѣницинѣ неблаговиднымъ образомъ не представляется для меня даже никакой физической возможности.