Читаем Типы прошлого полностью

Я велѣлъ заложить сани и поѣхалъ къ Кемскому. Не заставъ его дома, какъ и слѣдовало ожидать, я проѣхалъ въ свое присутствіе и вернулся съ нему уже въ исходѣ четвертаго часа.

Я нашелъ въ передней Грызуна, занятаго пришиваніемъ новой пуговицы съ своей курткѣ. Увидѣвъ меня, онъ поспѣшно напялилъ ее въ рукава съ этою недошитою, болтавшеюся на ниткѣ, пуговицей и улыбнулся во всю ширину своего пространнаго зѣва.

— Дома баринъ?

Матросъ отвѣчалъ, что Кемскій только что вернулся, заперся въ "каютѣ" и никого не велѣлъ впускать съ себѣ.

— Ты меня знаешь?

— Никакъ нѣтъ.

— А сегодня же утромъ ты ко мнѣ приходилъ отыскивать своего лейтенанта.

— Такъ точно; позабымши…

И на этотъ разъ онъ усмѣхнулся уже такъ, какъ будто готовился проглотить меня.

"Акулы должны такъ улыбаться въ счастливыя минуты жизни," подумалъ я.

Грызуну, вѣроятно, пришла та же мысль въ голову, потому что онъ закрылъ свой ротъ рукавомъ и кашлянулъ, какъ бы поперхнувшись.

— Ступай же въ своему барину и скажи, что мнѣ необходимо нужно его видѣть.

Матросъ вытянулся въ струнку и уставилъ на меня въ упоръ свои удивленные глаза.

— Не велѣно-съ! проговорилъ онъ испуганнымъ голосомъ.

— Такъ я самъ пойду.

Не знаю, допустилъ-ли бы меня Грызунъ довести до благополучнаго конца такъ дерзко задуманный мною планъ, если-бы самъ лейтенантъ его не появился въ это время на порогѣ своей комнаты.

— Войди, сказалъ онъ.

Я былъ пораженъ его лицомъ. Оно было зеленовато-блѣдно, какъ у больныхъ тифозною горячкой. Черты его вытянулись, глаза потускнѣли, большіе темные круги образовались вокругъ нихъ; онъ, казалось, постарѣлъ пятью годами въ эти пять-шесть часовъ…

— Что съ тобой? воскликнулъ я, когда дверь затворилась за нами, и взялъ его за руку.

Онъ тихо отнялъ ее у меня.

— Ничего, не спрашивай… Съ чѣмъ ты пріѣхалъ?

Я, не откладывая, передалъ ему во всемъ его объемѣ мое свиданіе съ секундантами Звѣницына. Я понялъ, что оказываю ему услугу, отвлекая его хоть на время отъ помысла, въкоторомъ онъ погруженъ былъ весь, всѣмъ измученнымъ, изломаннымъ уже страданіемъ, существомъ своимъ.

Онъ слушалъ меня съ замѣтнымъ усиліемъ, заставляя по нѣскольку разъ повторять ту или другую подробность и каждый разъ послѣ этого проводя судорожно рукой по лбу, какъ бы съ намѣреніемъ возбудить непокорную или онѣмѣлую память.

Когда я кончилъ, онъ долго оставался безотвѣтенъ. Наконецъ всталъ, вышелъ въ спальню и вынесъ оттуда шкатулку.

Онъ вынулъ изъ нея нѣсколько писемъ и, выбравъ между ними одно, просилъ меня списать означенный на немъ адресъ.

Я занесъ въ памятную книжку:

"Его Высокоблагородію Петру Ивановичу Пальцыну, по Тульскому шоссе, на станцію ***, оттуда въ село Анциферово".

Съ сыномъ этого Петра Ивановича, сказалъ мнѣ Кемскій, отбирая у меня письмо и укладывая его опять въ шкатулку, — мы три года проходили на фрегатѣ Аврора. Я ocтaвилъ его больнымъ въ Иркутскѣ и обѣщалъ самъ завести это письмо къ его отцу. Завтра я у него буду…

— Какъ завтра? прервалъ я его.

— Очень просто. Я сегодня отправляюсь. Не ожидать же мнѣ здѣсь до тѣхъ поръ, пока моему противнику не удастся выѣхать….

— Такъ тамъ все кончено? вырвалось у меня невольно.

Онъ дрогнулъ какъ отъ прикосновенія горячаго желѣза, отвернулся и не отвѣчалъ.

— Что же твой Петръ Ивановичъ? поспѣшилъ я скорѣе спросить его.

— Я знаю его лично. Самъ онъ еще не такъ давно во флотѣ служилъ, старикъ хорошій… Я у него могу пробыть нѣсколько дней, и если г. Звѣницыну угодно…

— А далеко эта станція ***?

— Вторая отъ Серпухова, а имѣніе Пальцына оттуда въ четырехъ верстахъ, не болѣе, говорятъ… скоро-ли могутъ собраться эти господа, по твоему мнѣнію? спросилъ онъ.

— Не знаю, но, вѣроятно, не замедлятъ. Дня черезъ четыре, полагать можно, навѣрно…

— Такъ когда узнаешь, пошли мнѣ эстафету по этому адресу. А я пришлю отъ Пальцына на станцію письмо на имя, пожалуй, этого молодаго офицера, нѣмца… Когда они пріѣдутъ туда, пусть спросятъ. Въ письмѣ будетъ означено все въ подробности, такъ какъ до тѣхъ поръ я успѣю все разузнать и даже выбрать мѣсто въ окрестности.

— Хорошо, только письмо оставь на мое имя.

— Зачѣмъ, Мумка, зачѣмъ тебѣ пріѣзжать? Это совсѣмъ лишнее. Старикъ Пальцынъ не откажется быть моимъ секундантомъ…

— Если хочешь меня обидѣть, пожалуй! сказалъ я.

Онъ подошелъ во мнѣ и крѣпко обнялъ.

— Ну что, все? спросилъ онъ спустя нѣсколько времени.

— Кажется, все.

Онъ прошелся по комнатѣ. Лицо его потемнѣло пуще прежняго.

— Не сердись на меня, промолвилъ онъ, внезапно останавливаясь на ходу:- оставь меня одного!

— Кемскій, вскрикнулъ я, испуганный отчаяніемъ, которое выразилось въ его голосѣ, въ его чертахъ, — вспомни…

— Что?

Онъ взглянулъ на меня всею глубиной своихъ черныхъ глазъ.

— Не бойся, сказалъ онъ улыбнувшись какою-то безнадежною улыбкой;- я въ Христа вѣрую!..

— Да подкрѣпитъ же Онъ тебя въ этотъ трудный часъ! молвилъ я, крѣпко сжимая его руку. — Прощай! Въ которомъ часу сбираешься ты уѣхать?

— Не знаю еще. Жду писемъ… Пожалуйста, не пріѣзжай провожать… Мнѣ легче одному, сказалъ онъ глухо.

— Какъ хочешь. Такъ до свиданія у Пальцына?

— Да. Прощай, Мумка, благодарствуй! Ты все прежній, какъ въ лицеѣ…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Бывшие люди
Бывшие люди

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

Дуглас Смит , Максим Горький

Публицистика / Русская классическая проза