Типы прошлого

— Мнѣ кажется, ничего лучше придумать нельзя, сказалъ графъ, выслушавъ меня. — Мы должны обѣдать сегодня съ Звѣницынымъ въ Троицкомъ трактирѣ. Я ему все передамъ и сегодня же вечеромъ, надѣюсь, могу извѣстить васъ, въ какой день и какъ мы рѣшимъ ѣхать. Я долженъ вамъ признаться, что къ нашимъ затрудненіямъ присоединяется еще вотъ какое обстоятельство, примолвилъ онъ. — Отпускъ Звѣницына кончается черезъ три дня. Онъ уже съ недѣлю писалъ нашему полковому командиру, прося отсрочки, но отвѣта нѣтъ до сихъ поръ. На милость коменданта, когда эта исторія получила уже такую гласность, разсчитывать нельзя, такъ что если отсрочка не прибудетъ сегодня или завтра, Звѣницына могутъ выслать изъ Москвы.

— Конечно, въ такомъ случаѣ вамъ терять время нечего. До свиданія, графъ, я буду ждать васъ.

Вернувшись къ себѣ, я опустился на диванъ и пролежалъ на немъ до поздняго вечера, въ совершенномъ изнеможеніи, словно послѣ долгой и тяжкой болѣзни.

Часу въ десятомъ я послалъ узнать про Кемскаго въ его гостиницу; человѣкъ мой вернулся съ извѣстіемъ, что съ полчаса тому назадъ онъ уѣхалъ изъ города.

Я глянулъ въ окно. На дворѣ злилась вьюга. Слабо мерцали фонари изъ-за валившаго нескончаемыми пеленами снѣга. Ни визга саней, ни лошадинаго топота не слышно было за порывистыми стонами вѣтра.

Мнѣ вспомнилась та недавняя ночь въ Кремлѣ. Бѣдный Кемскій, сколько счастія обѣщала она ему тогда, казалось, сіяя надъ нимъ своимъ безмятежнымъ сіяніемъ!..

А теперь, этотъ грозный мракъ и надрывающій вой метели, и скорбный, одинокій путь…

XVI

Рабенгорстъ пріѣхалъ ко мнѣ на другое утро съ извѣщеніемъ, что они съ Звѣницынымъ порѣшили выѣхать изъ Москвы черезъ день, причемъ сообщилъ мнѣ слѣдующія подробности:

— Въ среду утромъ двѣ уже нанятыя нами извощичьи тройки выѣдутъ за Серпуховскую заставу съ крѣпостнымъ человѣкомъ Звѣницына, снабженнымъ отъ барина формальнымъ видомъ на проѣздъ въ его орловское имѣніе. Онѣ будутъ ожидать насъ у одного постоялаго двора, онъ отъ заставы всего въ полуверстѣ. Мы выѣдемъ съ Звѣницынымъ изъ дому въ четыре часа пополудни, въ обыкновенныхъ городскихъ саняхъ, и проѣдемъ туда подъ видомъ прогулки за городъ. Вы съ докторомъ, и въ томъ же часу, съѣдетесь съ нами на постояломъ дворѣ. Тамъ мы всѣ пересядемъ въ тройки и немедленно покатимъ по Тульской дорогѣ.

На замѣчаніе мое: не лучше-ли будетъ намъ выѣхать попозже, когда стемнѣетъ, Рабенгорстъ отвѣчалъ, что они избрали именно этотъ часъ потому, что, выѣзжая изъ дому въ обычное обѣденное время, они возбудятъ менѣе подозрѣнія, а кромѣ того, такъ какъ до имѣнія Пальцына считается 130 верстъ съ хвостикомъ, то, покинувъ Москву въ пятомъ часу, мы только что къ разсвѣту успѣемъ добраться туда.

Я не могъ не согласиться съ основательностью его доводовъ и отвѣчалъ ему, что заранѣе сговорюсь съ докторомъ и въ назначенный день и часъ прибуду съ нимъ къ мѣсту съѣзда.

Рабенгорстъ уѣхалъ, а я отправился къ знакомому мнѣ доктору, Виссаріону Никитичу Латышеву.

Я сошелся съ нимъ случайно у одного общаго пріятеля и пользовался его расположеніемъ, можетъ-быть, потому, что не вѣрилъ ни въего матеріализмъ, ни въ его безсердечіе, ни въ его брюзгливыя выходки, чѣмъ любилъ онъ щеголять при мало знакомыхъ ему людяхъ.

Еще въ передней его я былъ пораженъ невыносимымъ собачьимъ визгомъ.

— Что это такое? спросилъ я его слугу.

— А вотъ мальчикъ на дворѣ камнемъ собаку пришибъ, такъ лапу ей вправляетъ баринъ.

Я вошелъ въ первую комнату, пыльную, съ мебелью, всю заваленную книгами. Виссаріонъ Никитичъ питалъ страсть въ букинизму. — Гдѣ вы, почтенный Эскулапъ?

— А тамъ кто такой? спросилъ изъ другой комнаты сердитый голосъ. Шт… ты, глупая! шт! дай же себѣ порядкомъ лигатуру навязать.

Собака, какъ бы послушная этимъ словамъ, слабо взвизгнула еще разъ и затѣмъ замолкла.

— Иванъ, отнеси ее въ кухню и смочи ей правую лапу арникой, кликнулъ голосъ: — она цѣла.

— А, вы! что вамъ надо? спросилъ Виссаріонъ Никитичъ, выходя во мнѣ.

— Давно-ли вы собакъ лѣчить стали? спросилъ я, въ свою очередь, смѣясь.

Онъ нахмурился и взглянулъ на меня исподлобья.

— Живой организмъ, ощущенія также испытываетъ! Не булыжникъ какой-нибудь! проворчалъ онъ, словно извиняясь. — Что вамъ надо? повторилъ онъ свой непривѣтливый вопросъ.

Но меня нисколько не озадачивало это оригинальничанье. Я зналъ, какъ отвѣчать на него.

— Васъ мнѣ надо, сказалъ я прехладнокровно.

— На кой прахъ? Больны вы?

— Богъ миловалъ.

— Такъ на что я вамъ?

— Послѣ завтра, то-есть въ среду, вы должны ѣхать со мной за 130 верстъ отсюда.

Онъ взглянулъ на меня пытливымъ взглядомъ врача, подозрѣвающаго въ своемъ паціентѣ расположеніе къ безумію,

— Что вы меня морочить сюда пріѣхали? фыркнулъ онъ.

— Нисколько. Говорю вамъ безъ всякихъ шутокъ. Въ среду вы должны ѣхать со мной.

— Не поѣду я никуда! отрѣзалъ онъ какъ ножомъ.

— Поѣдете, когда вамъ объяснятъ, въ чемъ дѣло.

— И слушать не хочу!

Но когда я произнесъ слово: дуэль, Латышевъ навострилъ уши. Старая студентская кровь заговорила въ немъ.

— За что дерутся! спросилъ онъ, дослушавъ меня до конца.

Я взглянулъ ему въ лицо.