Типы прошлого

"Я смѣло и быстро пробѣжала ее, но когда вошла въ кабинетъ, силы измѣнили мнѣ… Я схватилась руками за первое попавшееся мнѣ кресло и такъ и замерла…

"Отецъ мой сидѣлъ за своимъ письменнымъ столомъ, низко опустивъ голову надъ какими-то бумагами. Онъ услыхалъ шаги мои, глянулъ, узналъ меня…

"- Что вамъ угодно? проговорилъ онъ, блѣднѣя, и поднялся съ мѣста.

"Но я не вняла этимъ жестокимъ словамъ, этому ледяному взгляду… Я рванулась къ нему… Я обнимала его судорожно трепетавшими руками… Я прижималась къ его колѣнямъ моимъ облитымъ слезами лицомъ.

"- Батюшка! говорила я сквозь душившія меня рыданія! — ради нашего ангела… ради покойницы маменьки, не глядите на меня такъ!…

"Онъ дрогнулъ при этомъ имени… не выдержала его желѣзная природа… Онъ наклонился во мнѣ, взглянулъ мнѣ въ лицо и сказалъ послѣ долгаго, мучительнаго колебанія:

"- Что же ты хочешь отъ меня, погибшая?…

"- Простите!… едва оставалось мнѣ силы прошептать.

"- Простить? — Онъ приподнялъ меня за плечи и, не отнимая отъ нихъ рукъ своихъ, погрузилъ въ глаза мои свои исполненные безконечной печали глаза. — Понимаешь-ли, ты все убила во мнѣ… послѣднее!…

,Въ это, именно въ это мгновеніе всецѣло воскресало во мнѣ сознаніе. Въ первый разъ, во всемъ ея неизрекаемомъ ужасѣ, освѣтило оно предо мной страшную картину той ночи, смерти… Какъ переносятъ такія мгновенія, я и теперь сказать не могу…

"- Понимаю, отвѣчала я, — и одного прошу я у Бога — смерти!..

"Батюшка опустилъ руки… Что-то похожее на испугъ промелькнуло на его лицѣ… О, онъ еще не вычеркнулъ меня всю изъ своего сердца: мысль, что я не вынесу, что я могу умереть, устрашала его!…

"- Казнись, глухо произнесъ онъ, — признайся во всемъ Владиміру… Онъ можетъ простить тебя…

"Я поняла, — это была послѣдняя искра въ безнадежной ночи, обнимавшей его старость… Ему, во всю жизнь свою не склонявшему ни предъ кѣмъ свою честную, гордую голову, теперь оставалась одна лишь эта робкая надежда на ваше прощеніе, на великодушіе ваше, Владиміръ!… Но мнѣ признаться, сказать вамъ, вамъ, что я… Нѣтъ, думала я, это хуже смерти!…

"- Никогда, никогда, батюшка!…

"Онъ взглянулъ на меня опять: такого выраженія тоски и отчаянія я никогда еще не встрѣчала на этомъ лицѣ.

"- Я получилъ сегодня письмо отъ Грайворонскаго, сказалъ онъ, — онъ проситъ твоей руки. Какъ, по твоему, осмѣлился бы онъ, еслибы не дошло до него?…

"Голосъ батюшки оборвался; онъ не досказалъ и отошелъ отъ меня.

"- Батюшка! взывала я къ нему, ломая себѣ руки:- скажите Владиміру… напишите ему все! Только не я, не я!…

"Онъ обернулся.

"- Нѣтъ, ты, и никто болѣе!… Я могъ простить во имя ея… святой… Но я тебѣ ни покровитель, ни заступникъ… Да и ты, полагаю, примолвилъ отецъ мой съ какимъ-то невыразимымъ оттѣнкомъ и гордости, и презрѣнія, — ты сама не захотѣла бы, чтобъ онъ взялъ тебя изъ жалости ко мнѣ?

"Я согласилась, я обѣщала, сквозь слезы, сквозь прожигающія слезы…

* * *

"Отецъ увезъ меня въ Одессу, оттуда моремъ въ Константинополь, Грецію, Италію… Я увидала синія южныя волны и тѣ мѣста, любимыя солнцемъ, которыя я мечтала когда-то посѣтить объ руку съ вами, о, другъ мой, счастливая, безупречная, какъ вы… Теперь подъ это лучезарное небо юга я приносила съ собой безвозвратное отреченіе отъ жизни, и не властно уже было оно вызвать новое пламя въ испепеленномъ сердцѣ… Я не могла простить себя, ни за васъ… ни за него!.

..

"На другую зиму мы поѣхали въ Москву… Бѣдный отецъ мой! Онъ писалъ вамъ объ этомъ въ Иркутскъ, онъ еще чего-то ждалъ для меня, онъ надѣялся…

"- Помни слово! сказалъ онъ мнѣ, возвращаясь съ того бала, гдѣ мы, въ Москвѣ, въ первый разъ встрѣтились съ вами…

"Но вы знаете, я не сдержала его, я не могла тогда… не могла. Много лѣтъ нужно было…

"Я умираю, другъ мой, жизнь отходитъ… рука уже не повинуется мнѣ… Не знаю, прочтете-ли вы эти послѣднія строки… а я уже не разбираю… свѣтъ потемнѣлъ…

"Умираю, исполнивъ обѣтъ… Съ сладостными слезами благодарю Отца моего Небеснаго… Онъ дозволилъ, — я успѣла… вы узнаете все… Вѣрю!… Мы увидимся, Владиміръ, тамъ… гдѣ ни плача, ни воздыханій… Онъ проститъ меня… грѣшную!… Онъ проститъ и его… чья скорбная, упрекающая тѣнь стояла неотступно… за кого проплакала я всѣ слезы мои, до могилы молилась… Онъ ушелъ отъ меня въ вѣчность непримиренный, проклинающій… но онъ любилъ!… Любовь… люб…"

На этомъ полусловѣ прервалась рукопись Надежды Павловны. Послѣднія строки, начертанныя ею, можно было, дѣйствительно, разобрать лишь съ величайшимъ трудомъ. Подъ этими строками, нѣсколько ниже, дрожащимъ, но крупнымъ и четкимъ почеркомъ, — очевидно, рукой матери Варсоноѳіи, — помѣчено было: