Тишина в Хановер-клоуз

— Да. Мистера Питта арестовали. Его обвиняют в убийстве какой-то женщины в Севен-Дайалс. Я собираюсь передать ему… кое-какие вещи. Я… — Горло внезапно сжали спазмы, и Шарлотта поняла, что не в силах вымолвить ни слова.

— Я всегда была уверена, что эти констебли идиоты! А теперь они совсем свихнулись! Тот, кто совершил эту ошибку, будет до конца жизни есть червей! И поделом! Вы собираетесь к полицейскому начальнику, мэм? Они не могут не знать, кого арестовали. Мистер Питт поймал больше убийц, чем любой другой полицейский в Лондоне. Иногда мне кажется, что они не могут найти даже яму в земле, в которую провалились!

Шарлотта слабо улыбнулась. Он смотрела на простое, пылающее негодованием лицо Грейси и чувствовала, как к ней возвращается уверенность.

— Да, пойду, — решительно сказала она. — Сначала отнесу вещи мистеру Питту, а потом пойду к мистеру Балларату на Боу-стрит.

— Идите, мэм, — одобрила Грейси. — Я тут за всем присмотрю.

— Спасибо. Спасибо, Грейси. — Шарлотта поспешно повернулась и стала спускаться по лестнице, пока чувства снова не переполнили ее. Лучше ничего не говорить. Легче что-то делать — и пользы больше.

Но когда Шарлотта добралась до массивной серой башни у ворот исправительного заведения Ее Величества и спросила, может ли пройти, ей не дали увидеться с Питтом. Красноносый тюремщик с безразличным взглядом взял у нее корзинку с едой и бельем и мрачно пообещал проследить, чтобы передача была доставлена заключенному. Но посещение разрешено только в определенные часы, и он не вправе делать никаких исключений. И записку он передать тоже не может. Ему очень жаль, но правила есть правила.

Против такого были бессильны любые аргументы, и, увидев безразличие в водянистых глазах надзирателя, Шарлотта повернулась и ушла. Возвращаясь назад по мокрой тропинке и отворачивая лицо от холодного ветра, она пыталась придумать, что скажет Балларату. Эмоции — злость на глупость и несправедливость — быстро прошли, и Шарлотта принялась размышлять о практических вещах. Как заставить Балларата немедленно принять меры? Вне всякого сомнения, только при помощи спокойного и логичного объяснения фактов. Возможно, Балларат не знает о случившемся — в противном случае он бы уже что-нибудь сделал. А может, уже связался с полицейским участком, совершившим такой промах, и Питта освободят, как только получат соответствующее указание.

Шарлотта села в омнибус, битком набитый женщинами и детьми, заплатила за проезд кондуктору и втиснулась между толстой женщиной в черном бомбазиновом платье с турнюром, похожим на подушку, и маленьким мальчиком в матросском костюмчике. Она попыталась отвлечься, разглядывая других пассажиров — старушку с морщинистым лицом и в старомодном чепце, девушку в полосатой юбке, улыбавшуюся молодому человеку с усами, — но мысли ее упорно возвращались к Питту, к ужасному ощущению, что их насильно разъединили, к чувству беспомощности, которое граничило с паникой.

Когда Шарлотта наконец сошла на Стрэнде и свернула к полицейскому участку на Боу-стрит, сердце ее бешено колотилось, ноги подгибались и отказывались повиноваться. Она пыталась глубоко дышать, чтобы успокоиться, но это не помогало. Поднимаясь по ступенькам крыльца, Шарлотта споткнулась — движения ее стали неловкими. Толкнув входную дверь, она вошла внутрь и внезапно осознала, что ни разу здесь не была. Томас приходил сюда ежедневно и так часто рассказывал об участке, что обстановка должна была показаться ей знакомой. Но тут было гораздо темнее и холоднее, чем она ожидала. Шарлотта не представляла запаха линолеума и мастики, стертую бронзу дверных ручек, блестящие пятна на скамье, оставленные бесчисленными посетителями, ерзавшими на ней в ожидании.

Дежурный констебль поднял голову от журнала, в который что-то старательно записывал.

— Да, мэм? Я могу вам помочь? — Он опытным взглядом оценил ее внешность. — Что-нибудь потеряли, да?

— Нет. — Шарлотта с усилием сглотнула. — Благодарю вас. Я жена инспектора Питта. Мне нужно поговорить с мистером Балларатом. Это очень важно.

Констебль покраснел и отвел взгляд.

— Э… Да, мэм. Если… Если вы немного подождете, я пойду доложу. — Он захлопнул журнал, сунул его на полку и вышел в коридор через стеклянную дверь. Шарлотта слышала его приглушенный голос, скороговоркой докладывавший кому-то невидимому.

Она стояла посреди комнаты на потертом линолеуме и ждала. Никто не возвращался, и Шарлотта понимала, что полицейские избегают ее, не зная, что сказать. Она ожидала гнева, оправданий, уверений в том, что это ошибка, которая будет немедленно исправлена. Уклончивость могла означать, что либо они сами сомневаются в Питте, либо не осмеливаются проявлять своих чувств. Неужели после стольких лет работы вместе у них нет ни капли доверия или лояльности к нему?

Паника поднималась изнутри, переходя в дурноту. Шарлотта, не отдавая себе отчета в том, что делает, шагнула вперед; ей хотелось поднять шум, позвать кого-нибудь, закричать.