Как противоядие мыслям о смерти Тито, которые нельзя было развеять, в конце 1960-х и 1970-х гг. еще сильнее разросся культ его личности. Он был взращен по образцу культа личности Сталина, но, подняв Тито на уровень «хозяина», подчеркивал исключительность югославского опыта. Созданию культа Тито способствовало то, что он был красивым мужчиной крепкого телосложения, среднего роста, блондином с выразительным некрестьянским лицом. Скульптор Антун Августинчич, который начал писать его портрет перед II сессией АВНОЮ, шутя сказал: «Он, должно быть, аристократического происхождения. Кто когда-нибудь видел такого человека из Загорья?»[2593]
«У него лицо и голова вождя, – двадцать лет спустя утверждал Добрица Чосич. – Это голова для бюста; профиль для монет. Есть что-то римское и в голове, и в лице этого человека» [2594].Его культ начался еще перед войной, и прежде всего в тех районах, которые были самыми отсталыми. Во время народно-освободительной войны культ его личности усилился. Согласно рассказу Ранковича, осенью 1942 г. он, Тито, Кардель и Джилас встретились под каким-то буком. Джилас сказал: «.мы недостаточно популяризируем Тито. Мы должны иметь вождя, человека, за которым пойдут массы. Полководца. Секретаря партии. Такого, каким является Сталин у русских»[2595]
. В патриархальных кругах, в которых народный эпос имел глубокие корни, это предложение нашло плодородную почву. «Тито, белая фиалка.» – обычные солдаты сравнивали его с белым цветком, чтобы подчеркнуть его редкость и историческую особенность. Точно так же дело обстояло с самой известной песней, которая заканчивается своеобразной присягой масс своему вождю: «Товарищ Тито, мы тебе клянемся, что с твоего пути мы не сойдем!»[2596] С позиции «искусства» ту же мысль выразил черногорский поэт Радован Зогович, изложив ее в конструктивистской поэтической форме:Наиболее человечным был Владимир Назор в «Поэме о кулаке», первые строки которой гласили:
Как говорил Ладо Козак, культ личности Тито начался на II сессии АВНОЮ: «Прекрасная форма, аплодисменты, бурные выкрики, помпа, напоминающая чествование монарха» [2599]
. Он стал «всеобщим вождем», если употреблять слова Джиласа[2600].Масла в огонь подлила и советская военная миссия, которая в 1944 г. прибыла в Дрвар. Ранковичу было дано указание создавать культ личности по советскому образцу. Представители миссии отмечали, что к Тито следует обращаться на «вы», а не на «ты», что Ранкович сразу же исполнил. Он направил указание командующим всех корпусов, где особо оговорил, как нужно обращаться к главнокомандующему, когда с ним встречаешься. Советская миссия также потребовала, чтобы была ликвидирована партизанская уравниловка, которая касалась провизии, одежды и обуви между солдатами и командующим составом, что последние с удовольствием приняли, начиная с Тито, поскольку и раньше пользовались отдельными личными привилегиями[2601]
. Когда в июне он приехал на остров Вис, его культ уже прочно внедрился в умы народных масс. После высадки группы беглецов из Дрвара с британского военного корабля, как сообщает Луис Адамич, более ста людей на пирсе почти остолбенели, когда кто-то сказал, что среди них Тито. «Затем в полной тишине, которая длилась минуту, послышались дикие выкрики, кто-то плакал от счастья, кто-то обнимался и падал на колени от благодарности»[2602].После войны во всех казармах, учреждениях, заводах, банках, даже ресторанах и кафе появились фотографии Тито, которые стали неотъемлемым атрибутом югославской повседневности, как и различные изречения Тито на всевозможных поверхностях: от стен до крыльев самолетов и горных склонов. «Тито для нас всё. Всё». Так сказали Луису Адамичу, когда он в 1949 г. вернулся на родину. На II Съезде КП Сербии, в работе которого писатель принимал участие, овации в адрес Тито в начале заседания не смолкали. Ритмичные и громкие аплодисменты, крики: «Тито – герой! Тито – герой! Тито – герой!» И так без остановки[2603]
.