Титус Гроан

Он видел ее сквозь круглый глазок в стене Восьмиугольной Комнаты. Леди Фуксия Гроан, дочь властителя Горменгаста. Мысли перегоняли одна другую. В тот раз она пребывала в смятении. Ее разъярило рождение брата, она убежала от отца по коридору. От

этой

сочувствия не дождешься. Она застенчива, как и отец ее. Вот, открывает дверь. Воздух колеблет пламя свечи. Сквозь опущенные ресницы, Стирпайк увидел, что в комнате посветлело, девочка зажгла еще две длинных свечи. Он слышал, как она повернулась на каблуках, сделала шаг, затем наступила полная тишина.

Он лежал неподвижно, откинув голову на ковер, чуть выгнув шею.

Похоже, девочка замерла, так же, как он. В затянувшемся мертвом безмолвии Стирпайк услышал удары сердца. Не своего.

  «ПОДСОЛНЕЧНЫЙ ОТСТОЙ»

Первые несколько секунд Фуксия не шевелилась, ибо душа ее устрашилась картины, открывшегося ей. Как человек, узнав о смерти любимого существа, немеет, неподвластный страданию, которое после убьет его, так и Фуксия первые мгновения простояла, ничего не понимая, глядя перед собой пустыми глазами.

Потом разум девочки раскололи два не схожих между собой побуждения – верховное образовало мучительная мысль, что тайна ее раскрыта, что кто-то рылся в ее ларце с чудесами, и душа ее, похоже, брошена голой в мир, неспособный ее понять.

Следом шел страх. А за страхом поспешало любопытство – нетерпеливое желание узнать, кто лежит перед нею. Приходит ли он в себя или умирает и как он сюда проник? И где-то далеко позади волочился вопрос практический – что ей с ним делать? Она стояла, не двигаясь с места, и внутри ее словно разгорался костер. Он рос и рос, пока не запылал в полную силу и не угас, но в пепле его сохранилась боль от раны, исцеления для которой не существовало.

Медленно, опасливо Фуксия шагнула к окну, твердо держа свечу в вытянутой руке. Капля горячего воска упала ей на запястье, заставив ее дрогнуть, как от удара. Еще два несмелых шага, и она приблизилась к телу и, склонившись над ним, вгляделась в запрокинутое лицо. Свет лег на просторный лоб, скулы и шею. Вглядываясь, она заметила, как что-то дрогнуло в горле лежащего. Значит, жив. Тающий воск жег ей руку, стекая по яркому боку свечи. Подсвечник стоял на покосившейся полочке за козеткой, и Фуксия, решив воспользоваться им, распрямилась и начала отступать от Стирпайка. Оторвать взгляд от тела она не решалась и потому переставляла одну ногу за другую с потешной неспешностью идущего задом наперед человека. Однако, еще не достигнув стены, она неожиданно уткнулась ногой в край козетки и бухнулась на нее, словно ударенная под колени. Свеча в руке ее дрогнула, свет метнулся по лицу лежащего на полу человека. Хотя Фуксии показалась, что голова его чуть дернулась вследствие произведенного ею шума, она отнесла это впечатление за счет переменчивой игры света, но тем не менее долго еще вглядывалась в тело, желая убедиться в своей правоте. В конце концов, она подобрала на козетку ноги, встала на колени, протянула свободную руку за спину, почувствовала, как пальцы коснулись полки и после недолгой возни нашарила железный подсвечник.

Воткнув свечу в один из трех железных рожков, Фуксия слезла с козетки и поставила подсвечник на стол, рядом с книгой.

Тут ей пришло в голову, что следует попытаться как-то привести скорчившегося на полу человека в чувство. Она опять подошла к нему. Сколь ни ужасной казалась ей мысль, что если отыщется способ оживить незваного гостя, то придется разговаривать с ним в

ее

комнате, однако и оставить его здесь на неопределенное время, и может быть, умирающим, было бы страшнее ничуть не меньше.

На миг позабыв о страхе, Фуксия со стуком опустилась близ чужака на колени и потрясла его за плечо, полная нижняя губа ее выпятилась, черные волосы свесились на щеки. Она прервалась, чтобы отскрести прилипший к пальцам воск, затем принялась тормошить лежащего снова. Стирпайк, сохраняя полную расслабленность, позволял ей мотать себя из стороны в сторону, он решил до времени подождать с воскрешением.

Фуксия вспомнила вдруг, что когда тетя Кора – это было уже давно – упала в обморок в центральной зале Восточного крыла, отец велел бывшему при нем слуге принести стакан воды, и после того, как попытки влить ее в рот бедняжки не увенчались успехом, плеснул водой ей в лицо, отчего она сразу пришла в себя.