Тюльпинс, Эйверин и госпожа Полночь

Тюльпинс покачался на пятках, раздумывая, уйти в свою комнату или подождать здесь. В итоге он решил, что оставлять опечаленную девчонку одну неблагоразумно, а пригласить ее к себе вообще будет верхом глупости. Поэтому он прошел дальше по коридору и уселся на мягкий диванчик у окна. Рядом оказалась подставка с вазой, полной белых гербер. Чем не прекрасное место для времяпрепровождения?

Что-то уперлось Тюльпу в ребра, и он, пошарив во внутреннем кармане, достал потертый альбом для рисования. Он не видел его уже много лет, но знал, что будет на каждой страничке. Рисунки карет, портреты Полуночи, изображения диковинных цветов из оранжереи… И последним, незаконченным наброском будет, конечно же, попытка перерисовать деревенский пейзаж, увиденный однажды.

От комнаты мистера Гиза полетели пронзительные звуки скрипки. У Тюльпа засаднило в горле, в груди что-то тревожно шевельнулось. Он помотал головой, прогоняя наваждение, и раскрыл альбом. Красная трава и синее небо вспыхнули перед его глазами, солнце, пропитавшее картинку, полилось в плохо освещенный коридор.

А музыка мистера Гиза звучала все громче и громче. Она лилась в уши, попадая внутрь, заливая само сердце едкой печалью.

Открытка – рисунок был не чем иным, как открыткой, – выпала из дрожащих рук Тюльпа. Вот что он видел много лет назад, вот что запомнил на всю оставшуюся жизнь. Вот то, что привело его к череде беспокойных дней. Масло и бумага, превратившие достопочтенного молодого господина в жалкого слугу. Не пожелал бы он тогда оказаться на этом поле, не стал бы кричать на матушку, она была бы сейчас жива. Может быть. А может быть, судьба выбрала бы другой способ жестоко над ним подшутить.

Тюльпинс поворошил волосы и зажал уши: музыка мистера Гиза становилась невыносимо тяжелой и отрезвляющей. Подбородок парня задрожал, слезы потекли по щекам к высокому вороту рубашки.

Он поднял открытку и невидящим взглядом на нее уставился. Надпись на обратной стороне расплывалась, буквы, написанные убористым почерком, сливались воедино.

Наконец Тюльпинс громко высморкался в накрахмаленный платочек и отер глаза. К его полнейшему счастью, музыка в комнате мистера Гиза утихла. Буквы наконец стали читаемыми.

«Милые мальчики, Тюльпинс и Эйлундас, пусть мир вокруг вас будет прекрасен, как это место. Будьте счастливы!

Д. Кв-н и Д.».

Слезы на глазах Тюльпинса мгновенно пересохли. Эйлундас? Какой еще такой Эйлундас? Открытка явно от госпожи Кватерляйн, он видел ее подпись не один раз. «Д.» – совершенно точно значит «Дьяре», что еще раз подтверждало то, что автор рисунка именно он. Но за всю Тюльпинсову жизнь ни госпожа Кватерляйн, ни матушка ни разу не упоминали при нем никакого Эйлундаса. Что это вообще может значить?

Открытку эту наверняка подложила в книжный шкаф Кайли. Уж Тюльпу ли было не знать, что у экономки в доме сотни заначек, она могла отдать ему любую, но направила его именно туда. Значит, хотела, чтобы бывший хозяин это увидел, хотела, чтобы он узнал…

– Эй! – Девчонка подкралась совершенно незаметно и уселась рядом с Тюльпом. – Не думай, что я такая, ладно? Я не привыкла реветь по пустякам.

– Да-д-да. – Тюльпинс поспешно кивнул, даже не понимая толком, что Эйверин ему сказала.

– А с тобой что? Все в порядке? Эй?

– Эйлундас, – прошептал Тюльп и уставился на девчонку, ее не видя. – Эйлундас…

– Шепчешь какое-то заклятие?

– Я? – Тюльпинс тряхнул головой. – Нет, к-к-конечно. Я их не знаю. А ты действительно управляла белкой?

Девчонка недовольно поджала губы.

– Знаешь, мне не хочется об этом думать, но все может быть… Однажды он вцепился в лицо твоему дружку Бэрри. – Эйверин улыбнулась уголком рта. – Это было очень занятно.

– А, т-так вот откуда у него царапина? – Тюльпинс усмехнулся. – Он не мой друг. Мне некуда было идти. Сюда я не мог п-податься: госпожа Полночь – близкая подруга моей матушки… То есть б-б-была близкой подругой. Я б-б-боялся, что она тоже думает обо мне… всякое.

– Ты не всегда заикаешься. – Девчонка потянулась к вазе и вдохнула запах цветов. – Становится хуже, когда волнуешься?

– Д-д-да я вроде бы не замечал. – Тюльпинс нахмурился и обиженно выпятил подбородок. Действительно, он почему-то заикался, надо же. Мало в нем недостатков, теперь еще это…

– Эта Полночь… Какая она? Можешь мне что-нибудь рассказать?

– Мне не понравилось, как ты смотрела на нее в карете, – выпалил Тюльпинс. Почему-то с этой девчонкой ему хотелось говорить первое, что пришло на ум. – Как будто… как будто ты не желаешь ей добра…

Эйверин распрямила плечи и подняла подбородок, пальцы ее сжались в кулак.

– А я и не желаю, – холодно ответила она и взглянула на Тюльпинса так спокойно, что тот потерял дар речи. – Ты о ней ничего не знаешь. А я знаю о ней немногое, но этого достаточно, чтобы ее ненавидеть.

– З-зачем же ты тогда пошла к ней в слуги?! – воскликнул Тюльп, невольно отодвинувшись.

– Не было выбора, как и у тебя. И я хотела быть ближе к ней, и вот мое желание осуществилось. Пусть и пришлось мне за него дорого заплатить.