Тюльпинс, Эйверин и госпожа Полночь

– Я не так уж много карт видела до этого. – Эйверин пожала плечами.

– А я видел множество карт. В разных городах, в разных книгах, на разных стенах. – Тюльпинс еще раз постучал по карте. – Не было названия.

– И что в этом странного? – Девчонка сдвинула черные бровки, и у Тюльпа появилось ощущение, что он ее раздражает.

– П-п-понимаешь… Ну, имена ведь дают людям, городам, каким-то вещам, чтобы их как-то различать… Имена всегда дарят индивидуальность. – Тюльпинс заломил руки. – Мне трудно это объяснить. В общем, зачем называть Хранительство, если оно одно? Если нет других?

Девчонка на миг посмотрела на Тюльпинса с интересом, а потом покачала головой:

– Глупости. Я собираюсь найти мистера Элнеби и выпросить еды. Ты со мной?

Тюльпинс кивнул, вновь кинув взгляд на карту. Стало быть, мальчишка Булутур был прав? Их Хранительство – одно из многих? Почему же тогда о других совершенно ничего не слышно?

Мистер Элнеби нашелся не скоро. Вид у него был взмыленный и усталый. Оказалось, пропал маленький цветочник госпожи Полуночи, а вместе с ним и ключи от оранжереи. Запасные ключи определенно где-то были, но никто не мог вспомнить, куда они запропастились. Пока мистер Элнеби метался между слугами, опрашивая то одного, то другого, Эйверин стояла в тени, оперевшись на стену. Она то и дело скребла тонкими пальчиками платье на груди: наверное, привыкла так гладить свою белку.

Когда мистер Элнеби усадил их есть, Тюльпинс с удивлением заметил, что глаза у Эйверин покраснели, а еще она то и дело утирала нос.

– Что? – резко спросила она, заметив, что Тюльп ее рассматривает, и уткнулась в тарелку.

– Д-д-да ничего. – Парень недоуменно пожал плечами.

– Заметил, – вдруг сказала Эйверин, пережевывая кусок твердого сыра в специях, – что тут даже слуги чем-то похожи на цветы? Все очень красивые.

Тюльп недоуменно осмотрел слуг, снующих на кухне. Ну, кухарка могла бы гордиться своим прямым носом, у посудомойщика были сильные руки, а у женщины, что занималась стиркой чуть поодаль, – весьма привлекательные волосы. Но они ведь слуги, как можно считать их красивыми? Красота, конечно же, синоним благородства. То, что низменно, не может быть красиво.

– Мы с тобой не вписываемся. – Девчонка критикующим взглядом окинула Тюльпа.

– Ну, знаешь ли… – Бывший господин оскорбленно поджал губы, уставившись на тарелку с морковным пирогом. А потом вдруг его язык сам повернулся, изо рта вырвались слова, к которым мозг его не имел никакого отношения: – Ты, например, красивая.

Девчонка фыркнула в стаканчик с томатным соком, и он растекся по ее щекам и подбородку.

– Т-т-т-только глаза у тебя жуткие, – добавил Тюльпинс, ужасаясь собственной развязности. И что с ним такое? Почему он говорит все, что думает?

– М-да. Не спорю. – Девчонка отерла лицо салфеткой, а потом тоскливо посмотрела в окно. – Кажется, снег начинается? Когда идет снег, мне страшно не хочется быть одинокой. Мне всех не хватает, – прошептала она, с шумом отодвинула стул и пошла искать мистера Элнеби.

Глава третья,

в которой Тюльпинс и Эйверин посещают улицу Гимили

Несколько часов, оставшиеся до ужина, показались Тюльпу вечностью. Мистер Элнеби отвел их с Эйверин к Зизи – главной управляющей особняка. Несмотря на кокетливое имя, Зизи оказалась тучной женщиной с грозным взглядом и сильными руками. Под ее предводительством бывшему господину и служке пришлось натирать паркет в огромных гостевых комнатах и соединяющих их коридорах, а потом таскать из тележек цветы в тяжелых горшках, а потом резать горы лука на кухне, а потом водружать на фасад особняка причудливые цветы из мрамора, а потом что-то еще, и еще, и еще… Тюльпинс, в очередной раз жалуясь на боль в спине и страшную усталость, с завистью посмотрел на выносливую девчонку. Ну конечно, она, наверное, все это умеет. А вот ему, между прочим, почти господину, приходится стоически выносить подобные унижения. Конечно же, это причуды мистера Элнеби. Госпожа Полночь никогда бы не позволила Тюльпинсу так опуститься. Стоит ей только обо всем рассказать, и Зизи, с ее угрюмой миной, тут же станет добрее и не станет принуждать к работе того, кому по происхождению работать не положено.

Когда во дворе особняка зажглись разноцветные фонари, Зизи коротко кивнула, отпуская своих подопечных. Тюльпинс постанывал, разминая уставшие мышцы, и с негодованием обсуждал жестокую управляющую, когда они с Эйверин шли к кухне. Ему казалось, что девчонка должна хотя бы в этом его поддерживать, но она уставилась себе под ноги и не проронила ни слова.

Кухарка уже накрыла на стол и вертелась у большой печи. Завидев ее, Эйверин попятилась к выходу, пискнув:

– Я не голодна…

Но кухарка обернулась, подавая еще дымящийся вишневый пирог. Тюльпинс удивленно вздохнул: из всех слуг, пожалуй, только эту женщину он мог бы назвать красивой: рыжая прядь выбилась из-под косынки, мелкие черты лица поражали своей правильностью. Только вот синие глаза отчего-то удивленно расширились.

– Эйви? – воскликнула кухарка.