– Думаешь, ты справишься? – спрашиваю я Каро, беспокоясь за ее состояние. Она должна быть в кровати, а не бродить по льду в минусовую температуру. Мне нужно было лучше все спланировать, обдумать риски.
– Пошли. – Каро идет в направлении «Гамма». Но она двигается так медленно, с такой очевидной болью и усталостью, что я догоняю ее в несколько шагов даже под тяжестью сумок у меня за плечами. Я закидываю ее руку себе на плечо, и мы продвигаемся бок о бок, шаг за шагом, сквозь пронизывающий вещи холод, пробирающийся под кожу до самых костей. Мы держим головы опущенными, заслоняясь от ветра, ища выбоины в снегу.
Наше движение мучительно медленное, мое поврежденное колено вспыхивает болью с каждым шагом. Страх начинает побеждать.
Мы не дойдем, думаю я. Все втроем мы умрем здесь, и это будет полностью моя вина.
Каро спотыкается о снежный хребет, и мы обе кренимся вперед, фонарик вылетает из моей руки. К счастью, он не гаснет, и, двигаясь за ним, я вижу, что мы всего лишь метрах в тридцати от главной палатки. Мы бредем по льду; я почти плачу от облегчения, когда мы наконец-то приближаемся ко входу.
Внутри холодно, как в морге. Даже холоднее. Я веду Каро в маленькую комнатку в задней части основного общежития и усаживаю на одну из кроватей. Как место для срочной эвакуации, «Гамма» оснащена всем необходимым для выживания, и я быстро нахожу несколько печек и керосиновых ламп, зажигая их. Я достаю пару спальных мешков из шкафов и накрываю ими Каро с ребенком.
– Она в порядке? – Я вглядываюсь в покрытую пушком макушку, выглядывающую из-под пуховика Каро.
– Думаю, да. Я чувствую, как она иногда двигается.
– Мы попробуем покормить ее снова, как только тут потеплеет.
Каро кивает и откидывается на кровать, закрывая глаза. Она выглядит абсолютно опустошенной, и я чувствую ужасающий груз ответственности.
Справлюсь ли я?
Смогу ли сохранить их в тепле, целости и сохранности, пока сюда не доберется Соня?
Я ложусь на кровать напротив, дрожа, и слушаю шипение печек и ламп, беснующийся за палаткой ветер, на этот раз радуясь ледяному сквозняку, пробирающемся в комнату – так мы не задохнемся. Когда температура в комнате начинает подниматься, а тепло расслабляет мои мышцы и зубы перестают стучать, я медленно погружаюсь в сон.
Глава 45. 9 июля, 2021 года
Я резко просыпаюсь. У меня уходит несколько мгновений, чтобы вспомнить, где я и как сюда попала. Я смотрю на Каро, спящую на лагерной кровати напротив, ребенок все еще завернут в ее пуховик.
Как давно мы прибыли? Час назад? Два?
Я тянусь в карман за телефоном, чтобы посмотреть на время, но понимаю, что он пропал. Черт. Наверное, я потеряла его, когда упала на льду.
Где Соня? Я прислушиваюсь, ища звук приближающегося снегохода, но не улавливаю ничего, кроме низкого стона ветра.
Может, она передумала? Или не нашла свободный снегоход. Я пытаюсь на зацикливаться на вариантах похуже: что убийца загнал Соню в угол где-то на «Бета», угрожая пистолетом… что убийца нападет на Арне.
Я вспоминаю, как он кинулся защищать меня от обвинений Люка в гостиной и чувствую резкий укол вины и тревоги. Как ни старайся, я не смогу убедить себя, что Арне как-то связан со всем этим.
Но я не сказала ему, что отправляюсь сюда. Я не сказала никому. Просто пошла прямиком в клинику, удостоверилась, что Каро достаточно здорова для поездки, и мы направились в гараж, все это время молясь, что не встретим никого из остальных.
Как быстро Арне поймет, что мы пропали? Что важнее, как скоро это заметит убийца? Решит ли он прийти за нами? В конце концов не так сложно догадаться, где мы; не то что бы мы могли спрятаться в иглу или в метеорологической будке Сони.
В лучшем случае, я только выиграла нам немного времени, понимаю я с тягучим ощущением страха. И время не защитит от человека с пистолетом и остатком зимы на то, чтобы им воспользоваться.
Перестань.
Я прерываю цепочку мыслей, прежде чем она выйдет из-под контроля, и встаю проверить уровень топлива в печках. Каро начинает шевелиться и просыпается. Я роюсь в сумке, собранной Соней, и нахожу морфий.
– Тебе нужна еще одна доза? – спрашиваю я, решая, что прошло достаточно времени, чтобы минимизировать любой риск.
Каро кивает. Тихо наблюдает, как я вставляю иглу в ампулу и выкачиваю в шприц десять миллиграммов. Я помогаю ей сесть и снять пуховик, ее лицо болезненно перекашивается от усилий. Держа ребенка закутанным в одеяло, она закатывает рукав и вытягивает руку.
– Все, – говорю я, переводя внимание на сверток на кровати, с облегчением слыша тихое сопение крохотного младенца.
Я чувствую проблеск нежности. Это чудо, что она все еще жива. И Каро. Все обстоятельства были против них.
– Мне попробовать ее покормить? – Каро моргает, глядя на меня, ее кожа розовая в мягком свете, отбрасываемом керосиновыми лампами. Я трогаю ее лоб, с радостью обнаруживая, что признаков лихорадки нет.
– У нее, возможно, еще не развился сосательный рефлекс. Но попробуй, если она сможет выпить немного молозива, для нее это будет полезнее всего.