Тьма века сего

— Я не говорю, что так есть, Готтер. Но раз уж мы узнали, что такая возможность существует — надо это проверить. Убедиться. А кроме того, Альта не обычный ребенок, и нашим надо понять, что с ней делать.

— То есть?!

Голос у мамы уже не раздраженный, а злой. По-настоящему злой. Интересно, а вот когда она злится, папа перестает ее бояться… Хотя должно быть наоборот же. Он странный…

— Девочки в Макарии никогда не воспитывались. Точнее, не воспитывались здесь, в основной обители, для них есть отдельное место, со своими наставницами, и там все немного не так, там свои тонкости. Но воспитываются они как правило с младенчества или совсем малых лет, да и девочки это самые обычные, даже если одаренные, а Альта при твоем воспитании — уже слишком… сложившаяся, слишком самостоятельна, уже слишком уникальна, и это было бы жаль в ней убить неверным подходом. С ней говорят в том числе и для этого — чтобы понять, чтобы увидеть особенности, привычки, склонности, возможности, увидеть, быть может, какие-то зазоры, над которыми надо будет поработать — и нам, и ей.

Вот что… Наверное, они все время спрашивают, сумеет ли она повторить удар, чтобы узнать, может ли это получиться вдруг, без ее желания… Боятся, ясное дело. Мама предупреждала, что будут бояться.

— Готтер, все будет хорошо. Просто надо пережить это время ради блага всех, в первую очередь — Альты.

Тишина. Тишина…

— Всё будет хорошо.

Тишина…

— Не надо, Курт.

Тишина…

— Ладно.

Тишина…

— Просто… — мама кажется смущенной, это странно. — Мне не нравится, как это происходит.

— Кхм… А вот это было неожиданно.

Голос у папы растерянный и обиженный… О чем это они?

— Нет-нет, не в этом смысле! Я… Просто это всегда случается как-то… не так. В первый раз — по необходимости, а второй — я сама до сих пор не понимаю, не уверена, почему это сделала. Не уверена, что это не было попыткой на тебя надавить и влезть к тебе в душу.

— А сейчас не уверена, что туда не лезу я?

— Я не знаю.

— А если я просто скажу, что это не так?

Тишина. Тишина…

— Курт, прекрати, щекотно.

— А так?

Тихий смешок.

— Курт!

— А так?

Тишина и какие-то шорохи… Вздох…

Ой, вот они о чем! Фу.

Альта отворачивается к стене, натягивает одеяло на голову и закрывает им ухо.

***

— Драсьти.

— Здравствуй, Альта. Проходи.

Сегодня напротив стола с тремя инквизиторами — два табурета, а не один, и подле второго стоит незнакомый человек. Немолодой, низкорослый, тощий, похожий на сухой сорняк, и исходящей от него силой заполняет всю комнату…

Альта делает еще шаг, закрывает за собой дверь и останавливается.

— Не бойся, проходи.

— Я и не боюсь.

Она продолжает стоять на месте, рассматривая человека у табурета. Лицо недружелюбное и какое-то помятое, взгляд задумчивый…

— Альта.

Отец Бруно бросает быстрый взгляд на незнакомца, медлит и продолжает:

— Ты помнишь, кто такие expertus’ы? Мы с твоим папой тебе рассказывали.

Она молча кивает.

— Это один из них. Ничего плохого он тебе не сделает, нам просто надо, чтобы ты еще раз ответила на вопросы, даже на те, на которые уже отвечала, но теперь — во время ответов позволив ему на тебя посмотреть. Понимаешь? Знаю, что это просьба неприятная, никто не любит пускать незнакомых людей в свою душу, но это действительно нужно, в том числе и тебе самой.

— Зачем? Думаете, я вам про всё вру?

— Нет, конечно.

— Тогда зачем?

Один из инквизиторов за столом покашливает, переглядывается с отцом Бруно, как будто прося разрешения говорить, и негромко спрашивает:

— Ты когда-нибудь делала что-то, а потом не могла понять, почему ты так сделала?

— Нет. Я всегда знаю, чего хочу.

Инквизитор усмехается.

— Понятно… Ну… давай я скажу честно, хорошо?

Альта кивает.

— Ты ребенок. Это не плохо, но у тебя сейчас такой возраст, когда твой разум только-только начинает крепнуть. В этом возрасте бывает всякое, в том числе необдуманные поступки, внезапные решения…

— Боитесь, что я разнесу тут все? Или с кем-то сделаю, как с Каспаром?

Кажется, инквизитор растерялся. Снова переглядывается с отцом Бруно. Вздыхает. Улыбается:

— Если совсем честно, то да, опасаемся. Не со зла, здесь никто не думает, что ты можешь решить что-то плохое сделать нарочно, просто…

— …просто я ребенок, — скучающе договаривает Альта и недовольно морщит нос: — Еще скажите, что девчонка. Мне все говорят, что девчонки взбалмошные.

— Нет, этого не скажем, — серьезно возражает отец Бруно. — Здесь не те люди служат… Не обижайся, ладно? Тебе же самой потом будет легче учиться, если сейчас мы с тобою вместе заметим какую-нибудь загвоздку. Хоть будем знать, над чем надо будет поработать. Или наоборот — выяснится, что загвоздок нет, и тебя не будут изводить лишними лекциями и упражнениями.

Альта стоит на месте. Смотрит на отца Бруно. На человека у табурета. Тот неловко улыбается и разводит руками, словно говоря, что он здесь ничего не решает и сам не рад. Альта вздыхает.

— Ладно.