Тьма века сего

— Господин фон Нойбауэр, — позвал Мартин, подхватив его с другой стороны. — Вы и ваши люди — в лагерь паломников. Женщина по имени Урсула — опасная малефичка, не пытайтесь задержать. Если она все еще там, что вряд ли, и если будет возможность — стреляйте издали, желательно в голову. Одного из ваших — за подмогой, пусть уходят солдаты из оцепления, в нем уже нет смысла. Окружить лагерь. Все его обитатели — предварительно обвиняются в ереси и соучастии в покушении на инквизитора. Все лишены права покидать лагерь. Без веских поводов силу не применять, но спуску не давать. Ждать дальнейших указаний.

— Да, майстер Бекер, — откликнулся рыцарь, молча кивнул одному из своих людей, и тот, отозвавшись таким же молчаливым кивком, бегом припустил к лесу.

— Дай-ка, — отодвинув Мартина в сторону, велел стриг, перехватил у него Курта и двинулся к Грайерцу. — Но будет быстрее, если я тебя донесу.

— Чтоб потом местные рассказывали, — с усилием возразил он, — как хлипкий мальчишка-помощник нес великовозрастного инквизитора на руках, точно девчонку?

— Ты вот-вот отдашь Богу душу, не время для конспирации.

— Я сдохну, и мне будет все равно, а вам тут еще работать. Просто не дай мне упасть. Я дойду.

— Уж будь любезен, — раздраженно пробормотал фон Вегерхоф, торопливо шагая и стараясь не столько вести его, сколько почти нести, удерживая одной рукой. — Иначе наплюю на все и закину на плечо, как куль.

Курт не ответил — тупая боль в груди вдруг вспыхнула резью, в голове на миг снова потемнело, ноги подогнулись, он споткнулся и не упал лишь потому, что повис на стриге, едва не потеряв сознание.

— Non, non, non, enfoire![101] — зло прикрикнул тот, подхватив его второй рукой и ускорив шаг. — Quel tas de merde![102] Не вздумай кончиться на этой дороге, Гессе!

— В порядке, — хрипло возразил он, пытаясь переставлять ноги вслепую, и стриг отозвался нечленораздельным шипением, в котором Курт разобрал лишь «merde[103]» и «fils de pute[104]».

— Сделаем так, — решительно произнес Мартин. — От меня все равно никакого толку, посему я бегу в церковь и беру святого отца за шиворот. Пусть хватает дорожный набор и идет вам навстречу. Сэкономит какие-то минуты, но уж хоть что-то.

— Полный набор, extrema unctio[105], — добавил Курт, с трудом шевеля онемевшими губами. — Ибо как знать.

— Cours[106]

, — коротко бросил фон Вегерхоф, тоже ускорив шаг, и зло повторил: — Не вздумай, Гессе.

Он не ответил — на слова сил не оставалось, последних резервов организма хватало лишь на то, чтобы двигать ногами, уже почти не чувствуя ни их, ни подпирающего плеча стрига, зато четко ощущалась вновь надвигающаяся темнота, мягкая, убаюкивающая… В ней была тишина. Покой. Безмятежность. Темнота обнимала кротко и бережно, заглушая боль в теле и скачущие мысли, заграждая собою мир со всей его скорбью, заботами и тревогами…

— Не спать!

Курт вздрогнул и разлепил глаза, рывком вскинув голову, и сквозь вспыхнувшие от боли звезды попытался обернуться на голос наставника, которого быть здесь не могло и не должно было. Темнота рухнула обрубленным занавесом, вновь явив мир, солнце, небо, дорогу под ногами… В паре сотен шагов виделись холм и дома Грайерца, хотя прошло, казалось, лишь два-три мгновения с того момента, как он позволил себе закрыть глаза, и до того, как голос Хауэра выдернул его из небытия. Впереди, уже хорошо различимые на серой ленте дороги, спешили навстречу двое — Мартин и долговязый тощий человек в мешком висящем на нем одеянии священника и с дорожной сумкой.

— Еще полдюжины шагов, — мягко, словно ребенку, сказал фон Вегерхоф. — Не спи, ради всего святого, и держись за эту сторону бытия, Гессе, если надо — зубами, я знаю, ты умеешь. Мой лимит на мертвых напарников на эту половину века исчерпан, и лично я настроен отравлять себе жизнь твоим обществом еще хотя бы лет двадцать.

— А довольно живописное местечко для могилы, должен сказать, — тяжело ворочая языком, отозвался он и, видя, что буквально бегущий отец Конрад почти рядом, повелел: — Давай на обочину.

Глава 19

Академия святого Макария, 1401 a.D.

— Ты смогла бы повторить то, что сделала с этим человеком?

— С Каспаром?

Альта сидит на массивном, слишком большом для нее табурете, он не слишком удобный, зато она может болтать ногами, не достающими до пола. Хоть какое-то развлечение.

— Мама говорит, что такое делать нельзя.

— Но в тот раз ведь было можно.

— Мама говорит, что тогда другой случай. Он мог убить меня и собирался убить маму, папу и того беднягу, который им помогал меня найти.

— То есть, если ты будешь считать, что твоей жизни или жизни близких угрожает опасность, ты это сделаешь?

— Сначала надо убедиться, что правда опасность, а мне не кажется так.

— Это тоже мама говорит?

— Ага.

— Твоя мама для тебя большой авторитет, да?

— Чего?

— Ты ее слушаешься и считаешь всегда правой или почти всегда. Это значит «авторитет».