Тьма века сего

Вино сегодня казалось пресным, воздух чересчур жарким, еда безвкусной, а уличный шум — раздражающим, как никогда. Больше всего на свете Бруно сейчас хотел побежать к простершемуся у товарных складов озеру, скинуть одежду, бултыхнуться в воду и не вылезать оттуда час, два… а лучше — до конца этого затянувшегося действа, зовомого Собором.

— Что-то… в каком смысле? — осторожно уточнил Фридрих, и он вздохнул:

— Не знаю. Возможно, какая-то новая информация или путь к отступлению, новый план… Он осмелел, я бы даже сказал — обнаглел, и повеселел. Слишком. И это не игра, не притворство, не попытка бравировать, он действительно воспрянул духом. У него что-то есть.

— Мы ведь следим за его домом? — нахмурилась Альта. — Особые агенты, я имею в виду. То есть, если это не информация, а, например, артефакт или прибывшие на поддержку собратья-малефики, мы бы это поняли?

— Увы, не все так просто, милая. Косса порой глупит, но он не дурак… После того, как один из таких агентов был найден показательно зарезанным, мы не рискуем ошиваться поблизости. Закололи в ответ одного из его наблюдателей, дабы не остаться в долгу, и теперь следим друг за другом издалека. А издали, сама понимаешь, особенно много не насмотришь в этом смысле.

— Может, мне прогуляться перед его домом? Просто так, в открытую. Послушать, что и как. Он ведь знает, кто я, и не станет же он резать дочь Курта Гессе, когда на кону его судьба, решаемая в том числе и Бруно Хоффмайером.

— Не стоит дразнить гуся, — качнул головой Бруно. — Сейчас он, скорее всего, не понял, что я что-то заметил, а если ты начнешь обнюхивать его жилище — точно увидит, что мы подозреваем неладное. Что он тогда выкинет — неизвестно… А по своему пути он намерен идти, не сворачивая; быть может, притормаживая временами и даже отступая на пару шагов назад, но уходить с этой тропы не намерен.

— Вы все-таки думаете, что он…

— Но его биография не подходит под то, что было описано в Откровении, — усомнился Фридрих.

— Вы ведь уже немало повидали за свою жизнь, Ваше Высочество, такого, что не подходило под откровения, писания, предания, что было не совсем таким или совсем не таким… Косса выбрал свой путь, — вздохнул Бруно, с ненавистью глядя в кубок; вино обычно расслабляло нервы, утихомиривало адскую головную боль, разыгравшуюся от жары, но именно сегодня желудок отчаянно протестовал против принятия такого лекарства. — И путь этот он мостит сам. In universum[137], в этом есть и логика, и смысл… Сын получает власть и престол от Отца, Он занимает этот престол в силу самого сыновства, ибо Господь триедин. Косса-Антихрист — пытается вырвать у своего духовного отца эту власть, отнять своими силами, своей волей, в том числе через попрание всех его планов и всех пророчеств… Для него это еще один вызов, еще одно испытание самого себя и еще одно доказательство верности пути в случае успеха. Триединство — и разобщение. Неделимость — и противостояние. Богочеловечность — и добровольное… я бы сказал, самовольное расчеловечивание и одемонение до предела. По сути Антихрист должен стать пародией на Спасителя, и эту партию Косса решил отыграть по полной… И вот теперь у него есть что-то, что должно ему помочь. Или он думает, что должно, но в любом случае это что-то придало ему уверенности.

— А что думаешь об этой его сказке про дом да дерево? — осведомился Висконти. — Судить по пересказу сложно, но… Врет? Зубы заговаривает?

Бруно снова вздохнул, помедлил, отхлебнул еще глоток и скривился, когда в желудке неприятно кольнуло.

— Врет, — кивнул он и добавил: — Самому себе.

— В каком смысле? — нахмурилась Альта.

— Я, наконец, понял, с кем мы имеем дело, друзья мои, — криво улыбнулся Бруно и отставил кубок в сторону. — И открытие получается неприятное… Косса — человек, который делает, что хочет. Ad verbum[138]. А что именно он хочет — он решает за миг до того, как начинает это делать. Он просто идет по жизни, наблюдая за тем, какие эта жизнь предлагает ему возможности, радости, достижения, и решает, хочет ли он обрести что-то из предложенного. Когда он был отроком и юношей — он хотел стать успешным пиратом, и стал им. Потом он захотел получать женщин — и получал. Хотел богатеть — и богател. В студенты его сдала мать, а потому цели закончить университет Косса перед собою не ставил, ведь это не было его желанием. Зато он захотел кутежа — и кутил, хотел обрести главенство в сложившейся в университете шайке — и обрел его. Он захотел возвратиться в пиратство — и вернулся, и снова у него удавалось все, что бы он ни задумал.

— А в университете он захотел постичь колдовство… — тихо произнес Фридрих, и Бруно кивнул:

— И постиг. Потом жизнь подбросила ему возможность заниматься разбоем куда более прибыльным и менее опасным — под прикрытием папской руки, и он занялся, и снова добился успеха. Он захотел подняться выше — и поднялся. Он хотел хорошо устроиться — и устроился, хотел богатства, влияния, безопасности — и добился своего.

— А Конгрегация? — уточнила Альта. — И все его попытки нас уничтожить?