— А не было их, — коротко ответил Бруно; бросив ненавидящий взгляд на кубок с вином, помедлил, потом взял его со стола и в три глотка опустошил. — Их просто не было, — повторил он с расстановкой. — Не было такой цели — уничтожить Конгрегацию, уничтожить Империю… Он просто шел наверх.
Бруно умолк, катая пустой кубок в ладонях и глядя в него задумчиво, словно пытаясь отыскать там ту самую истину.
— И вот теперь… — начал Висконти и смолк, переглянувшись с хмурым Фридрихом.
— И вот теперь — теперь Конгрегация и в самом деле его цель, — вздохнул Бруно. — Точнее, Конгрегация — то, что стоит на пути к его цели, Конгрегация и Империя. Проще говоря, друзья, секрет наших успехов прост: прежде мы просто не имели Коссу во врагах, прежде мы попросту не интересовали его. А вот теперь — заинтересовали. И хочу надеяться, что мы поняли это прежде, чем осознал всецело он сам.
— Все-таки думаешь, есть в этих его рассуждениях о невмешательстве доля правды?
— Допускаю, что он это допускает. Как вариант. Который легко сменит на альтернативный — в случае, если этот его не удовлетворит, а альтернативный вариант у него есть, уж в этом-то можно не сомневаться. И главное — вариант этот Косса
— И что будем делать? — хмуро спросил Фридрих.
Бруно помедлил, отставив кубок, и тяжело кивнул:
— Пора, Ваше Высочество. Рассылайте приглашения, будем обрубать хвост разом.
— У них что-то есть, — недовольно отметил Косса и, когда Ленца непонимающе нахмурился, пояснил: — Конгрегатский ректор ждет какую-то информацию, которая, по его словам, сметет с папства этих двух идиотов.
— Но это же хорошо, так?
—
— Но?..
— Но это конгрегаты, — широко улыбнулся Косса. — Хитрые твари себе на уме. Разумеется, я надеюсь на их благоразумие, однако, как ты верно заметил, «но».
— Сказать нашему приятелю, чтобы вмешался?
— Нет. Просто… пусть будет готов.
Глава 28
— Ну вот, сразу всем всё понятно, да? — улыбнулась Урсула, кивнув на неподвижно лежащего Грегора. — Ваш ходящий по путям жив, это просто предупреждение, чтобы никому не пришло в голову артачиться. Если придет — второй удар отправит его следом за людьми, нашедшими покой в этом дворе. Вижу, Молот Ведьм не напрасно вошел в легенды со своей живучестью, однако во второй раз, милый, я бы на твоем месте на это не рассчитывала. Мне вы причинить вреда не сможете, это вы уже тоже проверили. А теперь я буду говорить, вы — слушать, а потом делать, что я скажу.
Мартин рядом сжал пальцы на прикладе, явно прикидывая, не попытаться ли выстрелить снова, Курт тоже остался стоять, направив арбалет на фигуру на крыше, и Урсула широко улыбнулась, снисходительно вздохнув:
— Кажется, мы все еще друг друга не понимаем… Как я вижу, гроза малефиков никак не может смириться с тем, что его знаменитая способность чувствовать врага затылком дала сбой. А посмотрите на его так называемого помощника, что за ошеломленный взгляд! Ты тоже меня не услышал и не учуял, милый, да? Так вот подумайте об этом. Я слежу за вами с той минуты, как вы вошли в глубину Предела. Я знала, что вы убили Йенса. Я видела, как вы вошли сюда, обследовали дом и запустили поводыря. Спасибо. Если вам станет от этого легче, мне тоже есть чего стыдиться: я не смогла этого сделать. Итак… — Урсула демонстративно помолчала, наблюдая за тем, как очнувшийся Грегор со стоном приподнимается и садится на камнях двора. — Осознали?
— Видела, что мы убили Йенса… — повторил Курт, отведя арбалет. — Но не помешала. Женщины. Вероломство — ваше имя.
— Молот Ведьм все еще считает себя великим хитрецом, — сухо рассмеялась Урсула, — и пытается вынудить меня проболтаться, отчего же я не помешала — не захотела или не смогла? Мог бы просто спросить.
— И отчего же?
— Вот вы здесь, — широко поведя рукой, пояснила она. — Помешай я вам тогда, вас бы здесь не было. А теперь хватит разговоров — и за дело. Я хочу, чтобы ты, — палец ткнул в сторону Харта, — разобрал поводыря и отсоединил камни. Мы люди взрослые, разумные, поэтому сразу оговорю вашу награду: можете после покинуть этот дом, покинуть Предел, и я не причиню вам вреда.
— То же самое я сказал твоему звероватому любовничку, — возразил Курт, и она фыркнула:
— В отличие от вас, мои милые, я могу себе позволить сдержать слово.
— Зачем?
— Затем, что