То было давно…

– Что вы, невозможно. Она поет.

– Вот и хорошо, что поет.

– Но у ней никакого слуха, понимаешь. Ужас.

– Так как же ты, музыкант, это допустил?

– Так я же не знал, что она поет. Как всё в жизни сложно! Надоели эти истории. Я поеду с удовольствием в деревню.

На отъезд сбор назначен на Ярославском вокзале. Поезд отходит в 9 вечера.

Я увидал у буфета странного человека. Не узнал сразу. Караулов. На плечах у него был огромный сверток бечевки с красными кусками кумача. Он пил чай. Пассажиры, проходя, останавливались, посматривали на него. Бечевка с красными лоскутами – это для загона, обкладывать зверей.

Приехал Коля. В пальто. Котелок и резиновые калоши.

– Что же это ты, так, ведь там сугробы. И котелок. Ведь холодно. Мороз. Замерзнешь.

– Ерунда, – ответил Коля.

Приехали Сучков и Василий Сергеевич. Вот это охотники. Сразу видно. Валенки до пояса, шапки с ушами, белые полушубки с меховыми отворотами. Одеты – как Садко в опере.

Носильщики несут багаж. Клетку для попугая, какой-то большой фонарь, ловушки для мышей.

– Павел, зачем клетки?

– Оставь, – сказал Павел Александрович быстро и пошел мимо.

Первый звонок. Вышли на перрон. Носильщики несут наш багаж в вагон. Только хотели войти в вагон, высокая дама с черными глазами и сердитым лицом берет Колю за рукав, отводит в сторону и что-то часто говорит ему. Уж второй звонок. Я посмотрел в окно вагона. Дама всё говорит что-то Коле, так сердито. Смотрю: она старше его. Вдвое. Третий звонок. Коля отскочил от дамы и прыгнул на ступеньки в другой вагон третьего класса.

Поезд тронулся. Мы сидим в вагоне. Коли нет.

– Должно быть, остался, – говорит Василий Сергеевич.

Проехали Мытищи, Пушкино. Вдруг – Коля.

– Где был?

– Я, брат, ушел в самый конец поезда.

– Это твоя певица?

– Она, брат. Как бы, черт, не приехала, брат. Вот озлилась.

– Обязательно приедет. Вы адрес дали? Завтра же приедет.

– Вот беда! – сказал Коля. – Черт-те што.

Подъезжаем к станции Сергия Троица. Остановка десять минут. Пассажиры выходят. Пьют чай. Буфет. Коля ушел к телеграфу.

Сели. Опять едем.

– Брось, – говорит Юрий Сергеевич Коле. – Что молчишь? Приедет, ну и пускай.

– Теперь не приедет, – мрачно сказал Коля. – Я, брат, телеграмму дал. Срочную. Написал, брат, попал под поезд.

– Как! – Мы все удивились.

– Так.

– Да что ты, с ума сошел?

– Я, брат, знаю, меня нечего учить. Подписал телеграмму «министр Хилков».

– Хилков! Ха-ха-ха. Министр путей сообщения!

– Телеграфист посоветовал. Крепче, говорит, будет. Теперь ни за что не приедет.

Поезд остановился у Рязанцево.

– Вылезайте, скорее, – говорю я. – Приехали.

Зима. Мороз. На небольшой станции у входа горят фонари. Снег. Иней на деревьях. К нам подходят возчики – Феоктист и Павел, – берут багаж, говорят: «С приездом вас».

На станции пассажиров нет. Багаж кладут в розвальни. Виден темный лес, стеной. Над ним чуть просвет зимнего утра.

Холодно. Едем большим лесом. Скрипят полозья по мерзлому снегу. Мороз щиплет лицо.

– А что, рыси есть здесь? – спросил Павел Александрович возчика.

– Рыси есть, – ответил Павел.

– Видал?

– Как же, видал. Не тут, а в Остееве. Злые, здоровые.

– Что ж, – интересуется Василий Сергеевич. – Какие же они?

– Эх, вот что кошки, громадные, хвоста нету только. И злющие, на голову с дерева бросаются.

– И что же?

– Ничего. Ежели пьяный, голову отъест. Боле ничего.

– Хороши штучки, – сказал Василий Сергеевич. – А трезвого не трогают?

– Где ж тверезого. Нешто можно, боятся. Ежели их много, то, вестимо, сожрут.

– Приятно, – сказал приятель Вася.

– Раненая бросается, – сказал Караулов. – Я читал в охотничьем журнале.

– У нас ружья в чехлах, – заметил Кузнецов.

– Что ж, зарядим, – сказал Павел. – Тут, под Остеевом, и волки бегают.

Светает. Заворачиваем мимо леса. Всё кругом покрыто инеем. Вот виден и сад. Большие березы, и промелькнул огонек в окне моего дома. Заезжаем в ворота, сарай, колодец. Встречает с фонарем сторож, старик.

Входим в кухню. Тепло, радостно. Собака, баран, заяц – все рады нам.

Ах, хорошо было в моем деревенском доме!

Большая комната, мастерская, длинный стол, на нем лампа, самовар, трещит камин. Окна синие, в узорах мороза.

Пьем чай. На больших тахтах у стен комнаты друзья располагаются спать.

Коля говорит:

– У меня на ноге палец онемел.

– Три его скорей.

– Черт-те что, – говорит Коля. – Зачем это в природе сделан холод такой? Ух, у меня и голова озябла. Как ледышка.

– То-то разговорился. Вправляй ее, скорей, в камин.

Выпив перцовки и закусив, приятели расположились на тахтах. Дедушка убрал со стола. Ручной заяц сидел и грыз сухарь.

– Слышите? – сказал Караулов.

Все замолчали. Вдали, у леса, послышались какие-то звуки. Как бы протяжный вой.

– Это волки, – насторожившись, сказал Караулов.

– Э, что вы! – засмеялся Дедушка. – Заяц-то, скажет. А он ничего, сухарь грызет. Какие волки. Нет.

– А что же это?

– А кто ее знает, бывает. Это не поймешь. Лес кругом…