Когда я вспоминаю эти все места, которые помянул Герасим, их прозвища, то мне в душу льется несказанная отрада чувств. Какие места!.. Я не увижу вас больше. Но они еще есть, они живут, и кто-то видит их, но не я. И не друзья мои — охотники. Их уж нет в живых.
Но вот они, около меня, говорят, ссорятся, смеются, и я вижу тропинки, проселки, идут мимо в тихий вечер, и деревню Грезино, и речку у леса, и каждую былинку травы. Как был бы я рад испить воды родной страны моей, ключа святого.
Мы разместились в деревенских тарантасах и выехали на проселок. Простор, клубятся облака в небе, видны дали лесов. Около повозок бегут собаки, рады, что едем на охоту. Бегут, возвращаются и посматривают на нас — целы ли мы. Едем среди ржи, мелькают васильки. Вдруг сзади, слышу, кричит доктор Иван Иванович:
— Постойте, постойте.
Ленька подбегает ко мне, говорит в волнении:
— Иван Иванович велели… У вас аптечка… ему надо скорей… С генералом чего-то худо… Помирает…
Все остановились. Я и Юрий вылезли из тарантаса, бежим к задней подводе. Сидит там гофмейстер и мигает. Доктор Иван Иванович, нагнувшись, слушает его, приставив ухо к груди, а рукой грозит нам. Все смотрят.
— Солнечный удар, — говорит доктор. — Скорее достаньте валерьянки.
Я тороплюсь, открываю аптечку, даю пузырьки.
— Воды! — кричит доктор.
Ленька достает стакан.
— Коньяк, — говорит. — Воды нет…
— Все равно, давай…
И доктор капает в стакан и подносит гофмейстеру. Тот пьет и, мигая, смотрит на всех нас.
— Надо помочь ему выйти, — говорит доктор. — Надо, чтобы он лег.
Мы все помогаем ему слезть с тарантаса. Доктор держит его под руку. Мы поднимаем его и кладем на траву у дороги.
— Скажи, пожалуйста, — говорит мне гофмейстер, — что это они делают со мной, зачем?
— Ты нездоров, — говорю я. — Ты не бойся, пройдет, скоро пройдет, это от жары, не беспокойся.
— Что? — говорит гофмейстер. — Я не слышу, говори громче. — И он хочет из ушей достать шарики.
— Смирно-смирно, — говорит доктор. — Лежите смирно.
Доктор смотрит озабоченно в уши. Потом обернулся к нам:
— Удар, он оглох, ничего не слышит.
— Да это шарики! — говорю я, — что вы! Он в уши вставил, чтоб не слушать ученого.
— Я не позволю, — кричит ученый, — в чем дело, довольно, какие шарики?
— Выньте шарики, — кричу я гофмейстеру на ухо.
Тот вынул шарики, смотрит на нас в недоумении.
— Скажите, доктор, в чем дело? — спрашивает гофмейстер. — Зачем все это?.. Я совершенно здоров. Но вот этот коньяк, такая гадость, зачем вы велели мне пить?
И гофмейстер сел.
Кругом все хохотали.
— Эдак и охоту просмеём… Ехать пора, — сказал Герасим Дементьевич, — доктор опосля полечит.
Все сели опять на подводы и поехали рысцой.
Смех друзей раздавался в летней тишине. Отстав, ехал доктор Иван Иванович и что-то серьезно объяснял ученому. Тот слушал его, нахмурив умно брови.
Приятели
Хорошо было летом жить на даче. Служилый люд Петербурга уезжал в окрестности, где была особенная северная красота белых ночей. Прекрасные Петергоф и Царское Село, милая Черная речка, Парголово и много других мест. Дачники были там разнообразны: военные, чиновники разных рангов и степеней.
Помню, был такой немолодой, солидный отставной, кажется, полковник, человек из себя очень толстый и фамилию носил подходящую — Брюханов. Любил пожить, повеселиться, выпить, любил компанию. Был он уже в отставке, и как-то собрались у него приятели, тоже отставные. Часто бывало — собирались. Лето, дача в Парголове. Семья где-то за границей, а он в Парголове один. Жарко. Надо завтракать ехать — не хочется. Надо одеваться — а дома в рубашке, продувает. Хорошо. Прислугу отпустил, ушла куда-то.
— Давайте дома закусим, — говорит хозяин Брюханов, — достанем чего-нибудь.
Посмотрели в буфет: есть вино, водка. Закуски — никакой.
— Вот что, — говорит хозяин, — здесь недалеко, вот на углу, слева, живет повар, у него кой-что есть. Хорошо готовит. Ты помоложе, Коля, — обратился он к приятелю, — помоложе нас. Поди, друг, — у него отличное есть беф-буйи[594]
. Возьми… Три порции. Закусим, посидим дома, отлично…Брюханов вынул из стола бумажник, достал сторублевую — мельче денег нет, — и дает приятелю Коле. Тот берет деньги — «хорошо, схожу», — и уходит.
Брюханов и его приятель — бывший вице-губернатор, милейший друг, — достали скатерть, постлали на стол, поставили тарелки, рюмки, вино, сидят и дожидаются.
А Коля что-то не идет. Ждут, посматривают в окно, «что такое?» — думают.
— Странно… — говорит вице-губернатор.
— Да, — соглашается Брюханов, — непонятно…
Проходит два часа — не идет Коля…
— Эге! — говорит вице-губернатор.
— В чем дело? — удивляется Брюханов.
— Под суд его, сейчас же под суд! — уже кричит вице-губернатор. — Взял сто рублей и где-нибудь играет в карты!..
— Знаешь, я так потрясен, — волнуясь, говорит Брюханов. — Это же черт знает что такое! Я не ожидал… Сто рублей! Подумай! Он же был начальником канцелярии министерства…
— Постой! — перебивает его вице-губернатор. — Дай сейчас. Где бумага?.. Сейчас же я его к прокурору…
Вице-губернатор садится к столу и начинает строчить. Читает, рвет, пишет снова.