Читаем «То было давно… там… в России…». Книга первая полностью

«То было давно… там… в России…». Книга первая

— Вот что, Абрам Ефимыч, ежели совести нету, то все одно — какое право ни заводи, одна чертова будет!.. — сказал дед, махнул рукой и ушел из комнаты.

Гусиная охота

Сентябрь. Дождливые дни. С утра все небо белое, ровное, будто смыто. И моросит мелкий дождик. Деревянная терраса дома моего — мокрая, потемнелая. На ней намело много желтых листьев с клена. Зеленые сосенки покрыты, как бисером, каплями дождя. Тихо, не колыхнет лист. Все дождь и дождь… Целый день.

Закутанная в большой платок, подобрав высоко платье, в мужских сапогах, вся промокшая, пришла тетенька Афросинья, с большой корзиной. Корзина полна грибов, груздей, рыжиков. Вынимает их на кухне, раскладывая на столе.

Приятель мой, Василий Сергеевич Кузнецов, умывается у крыльца. Ему мой слуга Ленька поливает из ковша воду на руки. Тот плескает воду себе в лицо. Лицо такое красное, сердитое, глаза желтые. Он серьезно смотрит на меня и кругом. Полотенцем, обшитым внизу красными петушками, вытирает лицо и шею и говорит:

— А у вас барометр показывает «ясно»… Хорошо «ясно» — третий день дождь лупит. Испорчен ваш барометр.

— Испорчен? Ты же сам все время стучишь по нему, да и доктор Иван Иванович…

— Стучим, стучим! Что ж он, стрелки не ворочает: дождь лупит третий день, а он все на «ясно» стоит…

— Вот, — говорит мой слуга Ленька. — Афросинья за грибами ходила, говорит, что у Никольского поля, у реки, гуси дикие сидят. И-их, сколько.

— У Никольского поля? — мгновенно загорелся Василий Сергеевич. — Это недалеко. Вот что… Довольно чаями заниматься, едем. Я возьму картечь, ваш художественный зонтик. Ступай, скажи, Ленька, Феоктисту, чтоб запряг телегу.

— Ванька, — обернулся Василий Сергеевич к доктору, — едем на Никольское поле… Ты зайдешь из-за лесу и гусей на меня погонишь. Понял? А я их картечью — «раз, раз…». Хорошо гуся — они теперь жирные.

— Ладно, — соглашается доктор, — едем. Только ты меня не ахни картечью. Горяч очень… Дурацкое-то дело — не хитрость…

* * *

Оба приятеля, сидя в телеге с большим моим художественным зонтиком, ехали на Никольское поле. Кузнецов, одетый в непромокаемую накидку, в большом зеленом картузе; доктор в тулупе, чтобы не промокнуть. Дождь лил не переставая.

— Ружье-то у тебя заряжено? — спрашивает доктор дорогой Кузнецова.

— Нет еще, надо зарядить.

— Не надо, погоди. Потом зарядишь.

— Когда потом, вон уж поле видно.

Выезжая из-за леса, Феоктист остановился и говорит:

— Эвона, глядите, гуси-то у речки на лугу ходют.

— Ну, — говорит Кузнецов доктору, — теперь заходи сбоку, от кустов, а я отсюда к ним полезу…

Доктор вышел из зарослей и, замахав руками, закричал. Гуси побежали по берегу и, растопырив крылья, летели на бегу, не поднимаясь от земли, прямо на Василия Сергеевича. «Раз-раз…» — раздались выстрелы. Гуси бросились в сторону, в реку, и, хлопая крыльями по воде, скрылись в зарослях камышей. Один гусь лежал на берегу убитый.

Василий Сергеевич торжественно привез гуся. Гусь был большой и белый. Странно только: у дикого гуся серые лапы, а у этого были желтые.

— Не домашний ли гусь? — спросил я.

— Бросьте ваши штучки! — ответил обиженно Кузнецов. — Я его влет — «раз-раз!»

— Положим, не влет, — сказал доктор Иван Иванович, — они бежали, я их пугал. А то бы…

— Ну, довольно. Домашние, домашние! А орали как — слышно, что дикие!..

— Я их как погнал, — не унимался доктор, — так они от меня ходу… Будь у меня, ну, что-нибудь, ну, хоть бы полено… я бы двух сшиб…

— Дикие, значит, — сказал Ленька, смеясь.

— А ты, чего еще? — сердится Василий Сергеевич, — что тут смешного? Знаете, вы так, Константин Алексеевич, Леньку распустили… во все лезет, где и не спрашивают! Это невозможно.

* * *

Жареный гусь с капустой был замечателен. Василий Сергеевич, одетый в рубашку, сам разрезал его, наточив большой нож, и всем раскладывал по тарелкам.

«Хорош гусь. Ну, и гусь. Эх, жирен!..» — говорили все.

— Чисто домашний… — сказал Ленька.

— Вот! — вскочив и бросив вилку, крикнул Василий Сергеевич. — Вот до чего распустили этого олуха!

— Откуда здесь домашний? — примирительно сказал сосед-лесничий. — Нешто только генеральши из Гарусова, да далече до Никольского луга — как они придут?

— Не серчай, Василь Сергеич, — сказала тетка Афросинья. — А вот пошто у тебя лицо-то синим пошло?

— Верно, — говорю я, — уши что-то у тебя синие. Я думаю, озяб на охоте, промок от дождя.

Встав и посмотрев в зеркало, Василий Сергеевич сказал:

— Не понимаю… странно… Ванька! — обратился он к доктору, — что такое?

Доктор Иван Иванович снял с шеи салфетку, подошел к Кузнецову, пощупал пульс, вынул из кармана часы и, жуя гуся, посмотрел ему в глаза:

— Пустяки. Пульс отличный…

Он опять сел за стол, налил настойки, выпил и сказал:

— А хорош гусь, надо сказать охотнику спасибо.

— Верно.

И все выпили, поздравляя Василия Сергеевича с полем.

— Лапы-то желтые и у диких, конечно, бывают… — вставил опять Ленька.

— Вот слышите: он опять!.. До чего обнаглел!