То, что случилось летом

Оно было похоже на лохнесское чудовище: толстый ствол, от которого вверх поднималась выглаженная волнами ветвь. Она изгибалась подобно змеиной шее, а конец ее был параллелен земле и напоминал голову. Петька так и называл это бревно – Несси, и любил представлять, как оно превращается в настоящего плезиозавра, выбирается из мелкого ракушечника и ревет. Несси зовет мальчика прокатиться, и Петька со всех ног бежит под светом звезд на пляж, влекомый этим зовом. Он забирается на бочкообразное, по-змеиному гладкое тело и обнимает гибкую шею. Вот и сейчас, закрыв глаза, он прилег на белую ветвь, обхватив ее обеими руками. Дерево было теплым, и грело бедра и живот, словно тело живого существа.

– А не виноват разве? Не он водку приносил или бил меня? – Петька уже привык к этим размеренным разговорам.

Цыган почти всегда находил его на берегу моря либо на поле за поселком. Местные по-прежнему будто бы не замечали поселившегося рядом подозрительного человека в старой фетровой шляпе и выцветшей рубахе. Вроде бы и говорили, мол, гулял такой да в магазин захаживал, но потом быстро переводили разговор на другую тему. Петька заметил, что Цыган каким-то образом своим фактом существования вызывал у людей неудобство.

Как-то раз мальчишка спросил, дескать, чего люди тебя не замечают. А тот, сверкнув зубом в ироничной улыбке, ответил: «Люди не замечают многого, потому что оно заставит их усомниться в правильности выбранного пути». Почему-то эти слова заставили Петьку сильно задуматься, и после он дал себе слово замечать все, что только сможет.

– А только ли он виноват? Да и что у него на сердце? – Цыган приподнял шляпу, и его глаза хитро заблестели.

– Тебя послушать, так зла не бывает, – мальчишка фыркнул и отодвинулся от шеи Несси, чтобы смерить собеседника насмешливым взглядом.

– Есть, конечно. Только если его почистить, как старую брошку, почти наверняка это окажется почерневшее добро.

– Да ну, бред.

– Ну, как знать. Добро для одного – зло для другого, – Цыган пожал плечами, а Петьке захотелось его хорошенько стукнуть по голове кулаком. Так, чтобы искры посыпались из глаз! – Отец уезжал, бросал твою мать порой на месяцы. Она одна барахталась тут, пока он где-то работал. А вместо извинений и столичных нарядов приносил бесполезные безделушки. Добро или зло? Виноват ли в этом дядя Саша?

Мальчишка зарычал, соскочил с бревна и, зачерпнув стопой ракушечник, швырнул пыльную волну в Цыгана. Как он мог! Как посмел высказать то, что и сам Петька обдумывал долгими вечерами на турбазе, глядя на трехкрылую стрекозу? «Сказками не наешься!» – кричала мать в одну из ссор, что были перед тем, как отец уехал в Краснодар в последний раз. Но без сказок как?..

– Хочешь замечать все – не закрывай глаза, когда больно и страшно. Не корми свою тень, – Цыган поднялся и, не прощаясь, побрел вдоль прибоя прочь от поселка. Петька плюнул ему вслед и пошел в другую сторону.

Небо нахмурилось: скоро будет гроза, надо увести Сивку и Ишака в стойла, пока не начал хлестать ливень. На душе было тяжело, казалось, будто мир затягивает на шее пеньковую веревку и вот-вот, как в книжке, шериф произнесет маленькому оборванцу приговор. Чудовищная горлица, как всегда, зашевелилась в жухлой траве, стоило Цыгану удалиться. «Сбегай за Беленькой», – прошелестела она в голос с ветром, и Петька понял, что каждый раз, кроме дня побега, выполнял материнскую просьбу. Значило ли это, что он был виноват в ее пьянстве не меньше?

От таких мыслей стало тошно, и мальчишка, запустив в траву ракушкой, побежал.

Гроза застала Петьку, когда он собирался бежать из конюшен на турбазу. Моментально стемнело, дождь застучал по крыше, как пьяный и злой барабанщик. Мальчишка постоял на пороге, ощущая, как волна холода перехлестывает через него и разливается в помещении, а потом, прикрыв двери, вернулся к стойлу Ишака. Маленький пони волновался и тоненько ржал, переминаясь с ноги на ногу: ему не нравился ливень, пугали раскаты грома, которые каждые пару минут раскалывались над головой. Петька взял щетку и, говоря спокойно, подошел к Ишаку и стал его поглаживать и вычесывать. Это помогло: пони ткнулся носом подмышку мальчишке и начал успокаиваться. Он все еще тревожно фыркал, прижимался головой к плечу, но уже не приплясывал и будто больше обижался на погоду, чем пугался ее.

– Ну ты чего, глупенький… есть вещи пострашнее, – Петька погладил его по шее, проникшись нежностью, желанием защитить Ишака. Сивка одобрительно фыркнул из соседнего стойла: он наблюдал за мальчиком и пони с выражением понимания, которое доступно только лошадям. – И тебя тоже я почешу, потом.

Мальчишка улыбнулся тяжеловозу и продолжил свое занятие.