Тогда. Теперь. Сборник рассказов

Тем временем шустрый солдатик с любопытством зыркает по интерьеру, аппаратуре связи и вообще по углам. Совсем юный мальчик, похож на моего сына.

Сын. Что мне делать с сыном, ума не приложу.

Тыкаю пальцем в кресло возле Доктора. Лейтенант солдату:

– Ложи. Аккуратней. Так. Встань подальше.

Ко мне:

– Приказано доложить, инвентарь списан. Рршите идти?

Договариваемся выехать в 4 утра. По пути домой, в машине, в голове свербит: как же так? Спирт, валенки – на какие это шиши? Как-то неловко. По возвращении валенки отошлю с благодарностью. Если Доктор не выменяет их алтайцам на травы, мумиё или панты. Тогда начштаба – часть этой мены. Со спиртом Доктор пусть сам разбирается.

Дорога с коротким привалом в страшной, чудовищно одинокой избе на берегу промороженной речки занимает около полусуток, – и мы оказываемся в такой глуши, какой сейчас, наверное, уже и не существует. Это далеко, вёрстах в тридцати за Онгудаем в сторону Ини, потом ещё столько же влево, на восток. Там расположилось небольшое стойбище; нас ждут несколько маленьких алтайцев и таких же маленьких лошадей. Лошади для нас со стременами. Дует холодный ветер с мелким снегом.

Мы переодеваемся в тёплую одежду, переобуваемся в новые солдатские тёплые, но совершенно каменные валенки (как это свойство помогло потом!). Наскоро чокаемся с алтайцами, немного перекусываем. Почти вовремя успевает к сбору ещё один участник охоты – местный КГБ-шник, симпатичный майор. Он сразу же после знакомства достаёт из своего багажа и протягивает мне "калаш". Я удивляюсь и вежливо отказываюсь – у нас прекрасные винтовки. (У меня, например, хорошо пристрелянная биатлонная винтовка калибра 6,5мм моего приятеля, олимпийского чемпиона мира). Майор пожимает плечами: как хотите, мне было приказано. Доктор ухмыляется – он умеет готовить мероприятия. Я ему грозно шепчу: автомат – это тебе не валенки! Он хмыкает, по его разумению это всё равно.

Алтайцы распределили по лошадям все наши грузы, часть поручили нам разместить в заспинных рюкзаках и дают команду садиться. Ни у меня, ни у Доктора, ни даже у майора это сразу не получается. Казалось, лошадки низенькие, стремена удобны даже для массивных солдатских валенок, но … Как только я сажусь на лошадку, она начинает дрыгать крупом, пытаясь меня сбросить, и, кроме того, исхитряется несколько раз укусить то за одну, то за другую ногу. Спасают каменные валенки. То же самое и с Доктором, и с Майором. На вопросы наши – в чём дело? – уже немного закосевшие алтайцы угрюмо отвечают:

– Твоя говна много ест, лошадь не трактор – говно возить не любит, наказывать надо

В переводе это означает

– Говна в вас много! Мы лёгкие, а вас и трактору не поднять! Тяжёлые вы. Снимайте рюкзаки, пробуйте снова. Мы зачем вам плети дали? – бейте сильнее! Действительно, все алтайцы – жилистые, худощавые, подвижные, лёгкие, хотя и на вид постарше каждого из нас.

Начали вновь. Доктор снова упал, хохот и проклятия.

Неожиданно для себя встаю на стременах, отвлекаюсь от сутолоки, ругани, смеха. Возношусь к снежному небу. Как оно прекрасно! Прекрасен снег! Прекрасны горы! Как чист и вкусен воздух! Только что рассвело. Тридцать мороза! Мир, ты прекрасен!

С таким же восторгом летал я ТОГДА прыжком с обрыва, покрытого множеством ласточкиных норок, в ласковые воды родной нашей Тезы.

Всю поклажу перегрузили на грузовых лошадок, и мы кое-как трогаемся. Наш караван состоит из пятнадцати лошадей. Первые три ведут опытные проводники-охотники, – им приходится прокладывать путь по снежной целине, по полуметровому слою снега, под которым никто, кроме них, не смог бы уловить след дороги. За ними следуем мы, трое горемык (Доктор, майор и я), с норовистыми из-за нашего веса и неумения гарцевать лошадками. Время от времени лошадки повторяют взбрыки и мощные укусы. Следом идут пять лошадей с проводниками, погонщиками, а за ним – три вьючных лошадки с грузами. Шествие замыкает начальник алтайской бригады на красивой, мощной кобыле покрупнее. Не стыдно – на всех есть подарки.

До этого переезда я никакого представления о правилах езды верхом не имел. В результате уже после часа езды я чувствую, что копчик мой, несмотря на стёганые, добротные ватные штаны, пробил мои мякоть и кожу. Кровь неспешно, но упорно, сочится по обеим штанинам к стопам. Поскольку всё это происходит под ватной толщей, я виду не подаю – только поглядываю назад, на спутников. Они помалкивают. И лишь спустя 18км похода, когда мы прибываем к своему стойбищу, Доктор сразу подходит ко мне со склянкой и ваткой в руках:

– Я тебе обработаю, а потом – ты мне. А потом – я майору. Давай-ка.