Тойота-Креста

А пока шарашься по делам,Разную дорожную приблудуЯ смогу купить себе и сам:Свечи, трос, ключи и пассатижи,И незамерзайку посиней…Видно, я и сам меняю жижи,Становлюсь и чище, и сильней!

– И походишь сильно на свиней! Заколебал… Посерьёзней будь маленько… Седни ещё Галя из Суньки [10]приезжает… Мне встречать её…

– Ма-не ишшо!… – крикнул было Женя и осёкся под тяжким взглядом Сани. – Молнию надо на куртке поменять.

– На рынок езжай…

– Я рвану на рынок к китаёзам, – не выдержал Женя, – сяду в серебристый «одиссей»…

– Пусть они тебя привалят тёсом и к хренам везут на Енисей! – в сердцах крикнул Саша и уехал.

До рынка Женя, экономя, долго добирался на автобусах. Рынок был насквозь китайским, но после попытки борьбы с китайским засильем бригадирили в нём подставные и редкие русские тётки. У одной из них Женя и спросил, можно ли здесь поменять молнию на куртке. Та мгновенно позвонила:

– Таня, беги-ка сюда! Щас. Подождите… или вон идите потихоньку… туда вот… Во-он… она идёт…

Навстречу по проходу меж прилавков бежала неуклюже одетая китайка. Она махала рукой.

– Я Таня… Моланию надо? Подём.

Они прошли в закуток, где Женя снял куртку и, поёживаясь, глядел, как Таня нахраписто вытряхивает пакет, как роется, подбирает замок, в котором и оказалось дело. И как, заменив «сабатьку», подгибает её пассатижами, а потом подшивает снизу белыми нитками и остяцкими, избыточными движениями откусывает зубами нитку:

– Сё… Парарадалоста.

– Сколько с меня?

– Торорублей.

– У вас всё торорублей, по-моему. Спасибо, Танюх.

– Париходите!

Потом Женя, почувствовав, что опаздывает, стал ловить машину, которая, как назло, не ловилась, потому что на улицах царила пробка и всем было или некогда, или не с руки. Наконец остановилась раздолбанная белая «гайка» – есть такой очень жизненный японский мини-вэнец с длинно-прямоугольными, гранёно выступающими задними фонарями, белыми и будто взятыми изморозью. «Гайка» была характерного костяного цвета, который бывает у ушатанных японских «беляшей», хлебнувших русской доли.

Водитель, мужичок с напряжённым лицом, было отказался, но, услышав цену, кивнул на переднее сиденье:

– Ну, садись. Сюда только…

Его звали Сергеем. Тусклая щетинка повторяла складки усталого и напряжённого лица, источавшего застарелую горечь и неудачу. Машина была завалена картонными коробками, полными парафиновых праздничных свечек: мишек, белочек, снегурочек, матрёшек… Сергей долгое время их благополучно производил, но произошёл какой-то обвал с долгами и кредитами, навалились налоги и кризис, и мишки эти спасительные вдруг перестали продаваться. Нарушилась каждодневным напрягом выстроенная цепочка. А семья требовала расходов, да ещё рассчитываться за стройку подошло время – всё и покатилось…

– А у тебя в Красноярске никому не нужны свечки эти? Смотри, какие… вон матрёшки… Спроси, ладно?

Иссушенный своей заботой, он ни о чём другом не мог говорить. Впервые Женя видел такую сосредоточенность на своём недуге. Несколько раз Сергей пытался поинтересоваться Женей, но сам же и не справился – настолько был в своём горе…

– А занять у знакомых?

– Да у всех, у кого можно, уже перезанимал, тут же, знаешь, как это всё трудно… У этого брал, у того просил, тому сам не дал. Не жизнь, одни взаимозачёты…

Впечатлительный и ответственный мужик так устал, что на него страшно было смотреть, да и борьба шла уже роковая – кто кого…

– Ты, главное, не пей, – сказал Женя.

– Да я даже пить не могу! – вскричал Сергей. – В чём и дело-то. Спать не могу… Просыпаюсь – и хоть… Ничего не могу… О-о-ох… Да ладно, справлюсь… Первый раз, что ль?

– В храм сходи…

– Да надо… а не умею как-то…

Кто-то ему позвонил, и он с тем же пересохшим и привычным раздражением отвечал измученными словами, что, мол, нет, сейчас не могу, ты же знаешь, что у меня тут творится… И привычность, с которой он научился объяснять окружающим свою болезнь, резала душу. Подъезжали к гаражам, и, ожидая, что Женя выйдет, Сергей уже сидел, отсутствуя, и обречённо настраивался на неравную и одинокую свою борьбу.

– Ладно, давай, – сказал он, томно и измождённо прикрывая глаза. Чувствовалось, что беда не только в нём самом, а и в окружающей жизни, тяжесть которой он острее других ощущает. И что очаг этой тяжести почему-то оказался именно в нём.

Вскоре в мастерскую подъехал Саня, и они отправились на Котельникова готовить ходовку. Заехали вверх по ледяному бугру к гаражам, загнали машину к механику с иссиня-стальными руками и лицом в таком чёрном крапе, что казалось, его обстреляли мельчайшим шлаком. Работал он с двумя сыновьями. Ездили они на двух белых «крестах».