Frogmorton.
В указаниях Толкина переводчикам говорится, что
Frogmortonдолжен быть переведен как комбинация элементов:
frog (лягушка)+
moor (болотистая местность)+
town (городок).Фрогмортон четырежды упоминается в ВК: трижды в восьмой главе шестой книги («Очищение Шира») и один раз в «Приложении Б» («Повесть Лет»). Волковский не использовал ни одну из трех возможностей, предоставленных ему Толкином, для демонстрации своего искусства в области словотворчества. В издании, содержащем ВК Волковского, перевод «Приложений» был сделан Королевым, который опустил дату ареста Фродо во Фрогмортоне.Грузберг и Уманский транслитерировали название как
Фрогмортон. Немирова использует эту же версию на своей карте, но в тексте она дает вариант перевода
Лягушачий Луг, выстраивая его на той же самой лингвистической основе, что и Муравьев (Н ВК.281).Муравьев использует существующее слово —
Лягушатник — которое имеет три возможных значения: 1) аквариум для лягушек в исследовательской лаборатории, 2) детский (мелкий) плавательный бассейн, и 3) водоем, в котором водится много лягушек. Чтобы название больше походило на географическое, Муравьев употребляет его во множественном числе что является распространенной особенностью русских топонимов. Его
Лягушатникилучшая из версий перевода.Фрогмортон появляется только в третьем томе, поэтому когда Г&Г работали над своей самиздатовской версией, продолжающей сокращенный перевод первого тома М&К, они не могли знать, во что Муравьев превратит Фрогмортон, однако и они также использовали
Лягушатникив самиздатовской версии своего перевода. Но в изданной версии они изменили его на слово
Дрягва. Это диалектное обозначение
трясины, топи, болота. Такое название менее удачно, чем у Муравьева, поскольку его смысл будет непонятен большинству читателей, незнакомых с этим словом и не потрудившихся заглянуть в словарь Даля. Слово
Дрягвав качестве перевода
Frogmortonупотребляют только Г&Г, что позволяет однозначно идентифицировать их как переводчиков «Приложений»
[206]к выпущенному в 1993 году в издательстве «Олимп» сборнику, в который входили «Хоббит», ВК и «Сильмариллион». В самом сборнике переводчики ни одного из произведений указаны не были. Помимо «Приложений» Г&Г там были переводы «Хоббита» Рахмановой, ВК М&К и «Сильмариллиона» Н. Эстель. Составители сборника скопировали перевод ВК с издания «Радуги» 1988–1992 гг., которое вообще не содержало «Приложений», поэтому они вынуждены были добавить их в переводе не М&К, а Г&Г.Яхнин использует устаревшую форму прилагательного и переводит это название как
Лягушкина Запруда. Эта элегантная конструкция в тексте вполне уместна. Такой образный вариант неплохо конкурирует с Муравьевым.ВАМ выстраивает свое название на слове
жаба. На первый взгляд, лингвистическая модель, по которой образуется это название, выглядит не сколько странно, поскольку в ней используется не соответствующий русским правилам словообразования суффикс
-с. Ее вариант —
Жабс. Одна тем, кто знаком с советской детской литературой, эта модель намного понятнее. Именно этот тип словообразования использует Николай Носов в популярной детской книжке «Незнайка на Луне»
[207]. Когда Незнайка прилетает на Луну, он встречает господина Спрутса, господина Клопса, капиталиста Тупса и господина Крабса. Несомненно, все эти персонажи пародировали врагов рабочего класса — буржуазию, побуждая читателя вспомнить дореволюционную подобострастную форму обращения с использованием частицы
-с, написанной через дефис, как например в выражении «Что изволите-с?». В советские времена употребление таких словоерсов означало уже обратное — оттенок издевки, подчеркнутое неуважение к собеседнику.В контексте Толкина имена Носова обладают дополнительной притягательностью для знакомого с ними исследователя, поскольку, например, Незнайка и его друзья зовутся
коротышками, что является уменьшительной формой слова, которое Бобырь/Уманский употребляли по отношению к
хоббитам.<...> за быстрым, прозрачным Брендивейном, живут среди зеленых холмов Шира Коротыши (Б.5).
— Теперь же, теперь же, мой дорогой коротыш! — сказал Гандальф (У II.216).
Дж. Р. Р. Т.:
— Ну, ну, мой дорогой хоббит! — сказал Гэндальф (Р.60).