Только анархизм: Антология анархистских текстов после 1945 года

Поэтому, я считаю, левые и бросились в объятья демократии и провозглашают себя самыми демократичными из демократов. Это было оппортунизмом. Это было сделано с целью отмести давнишние подозрения общества в нелояльности. Это было сделано, чтобы отождествить себя с популярным делом. Но демократия – непопулярное дело в демократиях. В старых демократиях это в основном всего лишь дурная привычка. В молодых демократиях – это причуда, нередко недолговечная, – люди понимают, что им больше по нраву национализм или религиозный фанатизм.

Анархистское возражение против любой демократии всегда заключается в том, что анархисты отвергают тиранию большинства, так же как и тиранию меньшинства, ведь нам всё равно, сколько там тиранов, нам не нужно никаких. Так или иначе, все демократии прошлого и настоящего были олигархиями, хоть «прямыми», хоть «представительными»⁷. Это столь же справедливо в отношении средневекового Новгорода, как и в отношении кальвинистской Женевы или республиканской Венеции. Всегда это была власть меньшинства: часто, как в случае с Венецией, власть крайне малочисленного меньшинства. А чистых прямых демократий не было никогда. Согласно Жан-Жаку Руссо: «Афины не были в действительности демократией, но весьма тиранической аристократией, управляемой учёными и ораторами»⁸. И в античных Афинах, и в средневековой Швейцарии или в пуританском Массачусетсе народные собрания делегировали большую часть своих полномочий выбранным представителям

⁹. Мюррей Букчин полагал, что афинская Агора и городские собрания в колониальной Новой Англии были образцовыми прямыми демократиями¹⁰. Он ошибался, как обычно. Городские собрания в Новой Англии фактически были местными олигархиями; собирались они нечасто, их посещаемость была низкой, и они «не соответствовали ни одному настоящему демократическому стандарту»¹¹. Народные собрания в греческих полисах проводились редко, если не считать пример Афин, но даже там на них ходили неактивно. В Афинской державе в апогей её могущества было 20–40 тысяч полноправных граждан (из 250–300 тысяч жителей). Однако открытое место для собраний, Пникс, вмещало лишь 6 тысяч¹²

. Даже тысяча граждан, соберись столько однажды, были бы по большей части незнакомы друг с другом и не смогли бы осуществлять непосредственную демократию, если бы того захотели. Но этого-то они как раз не хотели! Афинским идеалом не было, как для Букчина, правление большинства: им был консенсус¹³.

Демократия народных собраний прибегает к эмоциональной демагогии, фракционности, политиканству «партийной машины», запугиванию несогласных и изменениям политического курса¹⁴. Хорошо мотивированные, организованные активисты подавляют простых людей, как об этом писал Френсис Бэкон: «Часто бывает, что небольшое число непреклонных берёт верх над многочисленным, но более умеренным противником»¹⁵. Шарлотта Уилсон писала, что «…побеждает человек с самым зычным голосом, с самым ярким красноречием, с самым острым умом и с наибольшей напористостью»

¹⁶. Или, другими словами: «Ассамблея отбивает охоту участвовать в ней у человека, не желающего находиться в одной комнате, например, с Мюрреем Букчиным»¹⁷. Бенджамин Такер же утверждал в 1891 году: «Анархизм столь же враждебен голосованию, как мир враждебен пороху»¹⁸.

Принятие решений на основе консенсуса не является единственной либертарной альтернативой правлению голосующего большинства, как это иногда полагают¹⁹

. Когда оно осуществимо, это лучшая система²⁰. А наиболее осуществимо это в гомогенных сообществах, таких как племя, при наличии там собраний, или в небольших группах, объединённых общими религиозными или политическими целями. К примеру, на собрании квакеров, где можно ожидать возникновения «общего мнения собрания». Анархистские группы единомышленников – вот другой пример, которой был знаком и Букчину²¹. Некоторые объединения активистов – феминисток или энвайроменталистов, к примеру, – практиковали консенсусное принятие решений. Такое наиболее реально в группах, объединённых одной целью. Мюррей Букчин, участвовавший в энвайроменталистской организации “Clamshell Alliance”, с яростью отвергал принятие решений путём консенсуса, поскольку считал, что они подвержены манипуляциям со стороны лидеров и фракций²². Конечно же, это, как я только что говорил, также противоречит и тому, что защищает сам Букчин, – противоречит прямой демократии с правлением большинства. На самом же деле недовольство Букчина было вызвано тем, что он не смог навязать свою волю Альянсу, так же как он не смог навязать свою волю хиппи и «новым левым», как не смог навязать свою волю анархистам «образа жизни». Такую ситуацию в разговорном английском называют «зелен виноград».