Только анархизм: Антология анархистских текстов после 1945 года

Демократия сама по себе – это эвфемизм для капитализма, как в выражении «Британия является демократией», а из этой исходной мистификации проистекают и другие. Демократия сама себе дарует право завладеть концепцией «свободы» и диктовать нам её значение – так она становится свободой слова, или свободой голоса, а «равенство» становится равенством возможностей или равенством перед законом. В этих и многих других случаях универсальное устремление отшлифовывается до такой степени, что оно начинает беспрекословно служить узким интересам правящего класса и содействует закреплению общества в той жёсткой форме собственности, которую определяет этот класс, и которая всегда тщательно скрывается за демократическим горизонтом.

Другими словами, наиболее существенное для происходящего – кто есть хозяин, кто предопределяет действие – всегда отсутствует во всех узаконенных взаимодействиях с ним и в допустимых рассуждениях о происходящем.

2

Самые радикально настроенные демократы стремятся к установлению так называемой настоящей, или прямой, демократии, которая, по их словам, вместит все социально значимые явления внутри предлагаемого народного собрания. Находясь в характерном для левых хроническом колебательном движении, они одним махом забывают о том объективном влиянии, которое большие деньги оказывают на все выдвигаемые решения, забывая о собственных усилиях по выявлению таких случаев среди текущих проблем.

Левые с энтузиазмом расследуют те взаимосвязи, которые обнаруживаются между политической партией у власти и её коррумпированностью капиталом; радуются раскрытию участия Республиканской партии в контрактах по восстановлению Ирака (чего ещё они ожидали?), но не делают никаких дальнейших выводов. Левые не учатся и, похоже, патологически не способны вывести общее из частного. Они не размышляют о тех вероятных манипуляциях, на которые капитал может пойти в отношении их собраний, и не учитывают то текущее влияние, которое капитал имеет на свою собственную продемократическую линию. А она, посмотрим правде в глаза, уж больно похожа на путь наименьшего сопротивления. Этот отталкивающий трёп в стиле Майкла Мура[16], эти американские флаги на мирных демонстрациях – «мы – подлинные стражи демократии», «мы – настоящие патриоты» – как будто вся эта пыль в глаза не является частью настоящей, реальной проблемы.

Радикальные и «прямые» демократы, по-видимому, вечно обречены не помнить, что форма, которую принимает общество, определяется не общественным мнением, а владением собственностью. Поверхность, состоящая из мнений и субъективных ценностей, даже если превращается в массовое движение, не может выступать никаким противовесом силе обладания собственностью. Подобные движения открывают клапан с надписью «Высказаться», но не более того, это «телефон доверия, где вас услышат», но линия обрезана, они встают «за всё хорошее», но ноги вязнут в зыбучем песке. Все эти петиции, лоббирование, протесты и давление – множество открытых дверей, ведущих в никуда.

Лабиринт соучастия оборачивается фетишем отчуждённого сознания, «вовлечение» предназначено специально для того, чтобы убедить излишне доверчивых в том, что их дело особое, что на этот раз они действительно осуществляют прорыв вопреки всему, что ранее исходило от оплота бюрократии, «министерства околичностей», и что подлинные изменения уже совсем, совсем близко… Но, увы, нет прорыва и нет изменений – и если, как сами радикалы и диагностировали, наша демократия это признак фундаментального экономического отчуждения, то было бы странно лечить его, в самом деле, простым применением его же собственного симптома.

Демократия выглядит сублимированной политикой в ситуации, когда запрещён передел собственности. Её продвигают как форму политической компенсации за ту цену, которую общество платит за исходный запрет. Она гласит, что всё остальное, всё, что не относится к собственности, может обсуждаться, и всё равно мы видим, что даже эта ограниченная сфера должна подвергаться постоянному пересмотру – собственность уязвима и изменчива, она требует постоянной заботы и защиты. Так что если исходить из того, что демократия по своей сути – это трюк для отвлечения внимания от экономического господства одного класса над другими, то маловероятно, чтобы какая-то народная ассамблея хоть в каких-то обстоятельствах смогла бы противостоять неявным манипуляциям со стороны скрытых сил, группировок, расколов и т. д. (напротив, чем более собрание открыто и честно по отношению к гражданам, тем более оно подвержено скрытым воздействиям). Я также не вижу, каким образом любой имеющийся демократический институт мог бы противостоять возникновению хоть одной ступени отчуждения между ним самим и общественным организмом. А кто знает, что скрывается в этом невысказанном пространстве?

Демократия не может демонтировать капитализм.