Только никому не говори. Сборник

— Сначала в «Брокгаузе и Ефроне» поискал, там только про цветы: луковичные, черт-те сколько видов… Ну вы же сказали на цветы акцент не делать. Пошарил в «Гранате» — там тоже про цветы и еще про деньги. Оказывается, при Людовике XIV была такая монета — «лилия». Это, видимо, намек на эмблему дома Франции, деталь геральдики, знаете: белые лилии по голубому полю. Стал я копать про этот герб — безнадежно. Известно только, что появился в XII веке, наверное, при Филиппе II Августе: проводил централизацию, Нормандию отвоевал. Вообще флёр де лис…

— Что?! — закричал я и вскочил с койки. — Как ты сказал?

— Флёр де лис, — Петя тоже поднялся, глядя на меня с недоумением. — Переводится «цветок лилия» — этот самый символ французской короны. Карл V в честь Троицы утвердил три лилии…

Я прямо-таки дрожал в предчувствии разгадки… неужели вот она, та самая деталь, которая рассеет хаос, просветлит полную тьму… Однако взял себя в руки, снова сел, усадил Петю рядом, спросил:

— Что ты узнал про тот символ?

— Почти ничего. Там одна старушка библиотекарша… надоело ей, наверное, кирпичи эти таскать… в общем, спрашивает, что я ищу в словарях. Я говорю: «Мне все про лилии надо знать». Она посоветовала «Жизнь растений», но в Историчке ее нет. Я говорю: «Мне не про цветы, а в символическом плане что означают лилии». Ну, произвело впечатление, тут она заинтересовалась (образованная старушка), стала вспоминать, что лилии еще в Древнем Египте были известны, вообще на Востоке использовались во всевозможных орнаментах, а потом вот на королевском гербе. И говорит: «Вам надо «Лярусс» почитать, там наверняка есть про лилии как символ».

А я-то, как назло, во французском — валенок… ну, английский, немецкий, теперь вот португальский… Ну, мы с ней нашли в «Ляруссе» эти самые флёр де лис, кое-что она мне перевела. Вот я и хотел спросить: переводить мне всю статью в «Ляруссе» или нет? Она огромная, шрифт убойный, без лупы не рассмотришь… Одним словом, провожусь я с ней… Нет, вы не подумайте, я готов, чтоб только кончилось все поскорее. Но главное — для нас ведь ничего интересного… Не про французскую же корону Павел Матвеевич три года твердит.

— Что тебе еще перевела библиотекарь?

— Да только то, что происхождение лилий на королевском гербе неизвестно: до сих пор спорят историки и археологи. Возникли в XII веке, вроде даже впервые в 1180 году. Есть работа какого-то Бомона «Исследование о происхождении лилий». Он считал, что название «флёр де лис» образовано от кельтского «ли» — король. Но это недостоверно, в общем, выдумка.

— И все?

— И все. Тут ее позвали, и она ушла. Я посидел-посидел, увидел там стишок в тексте, хотел перевести — ерунда какая-то получается. А под стишком, правда, одну фразу одолел, что-то вроде того: «Короли французские открыли герб: небесные три цветка лилии из золота, это девиз: лилии не трудятся, не прядут — связанный с притчей из Евангелия по Матфею».

— Что еще?

— В общем, все что успел до закрытия. Я, дурак, с королями, конечно, долго провозился, как-то увлекся: Меровинги, Каролинги, Капетинги — что вытворяли! Если б я сразу за «Лярусс» взялся… Да, вот еще, я перерисовал несколько орнаментов, — Петя вынул из кармана рубашки смятый листок, я с жадностью схватил: четыре геральдических цветка с тремя крошечными лепестками различных форм и пропорций.

— Они изображались на знаменах, на украшениях разных, на эфесах шпаг, — продолжал Петя, — эти самые французские лилии — флёр де лис. Я вот думаю, Иван Арсеньевич, не заняться ли мне историей?

— Какой еще историей?

— Может, средних веков? Знаете, я начал читать — не оторвешься, правда, вот для нас ничего интересного.

— Ошибаешься, — ответил я задумчиво. — Все это крайне интересно. И история средневековья крайне интересна. Попробуй займись.

— Значит, переводить статью?

— Пожалуй, не стоит. Пожалуй, мы и так обойдемся… Давай-ка помолчим десять минут, требуется подумать.

Я закрыл глаза, сосредоточился. Чудовищная идея — не может быть!.. Может, не может, а надо проверить…

— Так. Сейчас мы навестим Анюту… да и в погреб я давно собираюсь. Ты пойдешь со мной.

— Ага.

— Иди, я догоню.

Я подошел к койке Василия Васильевича, шепнул ему несколько слов — бухгалтер взглянул на меня с диким любопытством, но ответить не успел: я бросился за Петей.

Анюта, в своем ядовито-зеленом сарафане, слегка покачиваясь, полулежала с раскрытой книгой на коленях в гамаке, подвешенном за сучья старых корявых яблонь. Дмитрий Алексеевич сидел и курил в шезлонге рядом. Мы с Петей пристроились на лавочке возле стола; напротив продолговатая клумба без единого цветка действительно напоминала свежую могилу. Я вздрогнул, то самое ощущение, нет, воспоминание, что мучило меня с моего посещения погреба, вдруг вспыхнуло в душе ярко и пронзительно: я вспомнил.

Художник спросил:

— Есть новости, Иван Арсеньевич?