– С оговоркой, что ты вернешься к моему праздничному ужину, – предупредила я.
Мы пожелали Пэдди порвать всех на прослушивании и покатили в Альбион, куря в открытые окна и врубив на полную громкость Марвина Гая.
– Может, нам просто купить пакет макарон? – предложил Дил, когда я припарковалась. Стремясь побыть наедине, мы сказали остальным, что поедем купить чего-нибудь на ужин.
– Правильно. Тем более что завтра у нас будет полно вкусной еды.
Мы устроились за угловым столиком у камина, который из-за жаркого лета, естественно, бездействовал. Местные жители, отличавшиеся сильным корнуолльским акцентом, весело балагурили за барной стойкой. Остальные посетители явно были приезжими: длинноволосые мальчишки (некоторые еще не достигшие возраста, чтобы покупать выпивку), приехавшие сюда заниматься серфингом, и несколько семейных пар с неряшливыми детьми. Маленькая девочка катала по каменному полу игрушечную лошадку. Я подумала о Кларе и Джеме. Им бы здесь понравилось: Джем бы упивался местными легендами о пиратах, прятавших свои сокровища в глубоких пещерах, а Клара хвасталась бы, как далеко она может заплыть, пугая своих родителей.
– Ты что-то грустная, – прервал мои думы Дил.
– Ага.
– Из-за дня рождения?
– Из-за детей. А у тебя какая отмазка?
Обычно такая ремарка вызвала бы у него смех, но на этот раз Дил никак не отреагировал. Он знал: лучше позволить мне понаблюдать за маленькой девочкой, играющей со своей лошадкой, и попивать свое пиво, глядишь, моя грустинка и пройдет, и тогда я смогу сосредоточиться на его печалях.
– Итак, – сказала я, переходя ко второй порции местного пива, – поведай мне о своем эссе.
– О боже, – застонал Дил, уронив голову на стол и закрыв ее руками.
– Давай-давай, – теребила я. – Чем могу, помогу.
– Сможешь прочесть? – спросил он.
– Конечно.
– Боюсь, я угрохал на него так много времени, что оно уже потеряло всякий смысл.
– В смысле? – удивилась я.
– Ну, не знаю. У меня случались долгие перерывы в работе, и сейчас все написанное кажется каким-то разрозненным. Каждый раз после перерыва я как будто начинал сначала, с другой задумкой, даже в другой манере.
– Это не художественная литература, Дил. Твоя манера никуда не может подеваться. Я уверена, что с этим все в порядке.
– Ты так думаешь? – спросил он с искренней серьезностью.
Я потянулась через липкий стол и взяла его за руку.
– Уверена, что буду трястись от зависти, сознавая, насколько это блестяще, – заверила я. – Ты просто конченый неврастеник.
– Я мог бы просто писать для тебя, а учебу вообще бросить, – сказал он, ухмыльнувшись.
Я рассмеялась, но на его взгляд не ответила. Мое погружение в нахлынувшее блаженство любви нас разобщило, и я чувствовала себя виноватой. У Дила назревал кризис, и он хотел удержать меня рядом с собой. Ему всегда все давалось с легкостью: без особых усилий он мог заполучить приглянувшуюся ему девушку, он развлекался в разы больше всех нас, но тем не менее получил диплом с отличием и умудрился отхватить работу репетитора, за которую платили в четыре раза больше, чем получала я, горбатясь по ночам в баре. Это я была из тех, у кого кризисы случаются циклами: то меня бросал возлюбленный, то я бросала университет, то я надрывала жилы, чтобы заработать на аренду жилья. Теперь сложившееся положение вещей нарушилось, перекосилась привычная траектория. И хотя в данный момент формально я была на подъеме, я ощущала полную дезориентированность. Я планировала поговорить с ним о деньгах, которые он украл у меня. Сказать, что все путем, понятное дело, он был пьян, и все же ему нужно вернуть деньги. Но это новоприобретенное чувство вины – наряду с жестокостью, которая только что промелькнула на его лице, – снова лишило меня дара речи в присутствии моего самого старого друга. Между нами образовалась мембрана, и с каждым днем она становилась все плотнее.
– Я начинаю всерьез задумываться о пиршестве Аяваски[26]
.– Ой, лучше заткнись.
– Серьезно, Фил. Тебе никогда не хотелось, ну, знаешь, типа, перезагрузить свой мозг?
– Возможно. Но бесконтрольное психоделическое путешествие в сопровождении жуткой рвоты – не лучший способ.
– Народ поговаривает, что это может круто изменить жизнь.
– Вот народ пусть и блюет.
– Ты захватила свой блокнот? – вдруг спросил Дил с оживлением.
– Да.
– Тогда гони его мне.
Он достал из заднего кармана джинсов свой молескин. Обменявшись дневниками, мы погрузились в чтение. Маленькая девочка, катающая по полу лошадку, время от времени перехватывала мой взгляд.
– Что это? – спросил Дил, обнаружив среди страниц газетную вырезку.
– Да так, ничего, – отмахнулась я. – Фиона, добрая душа, мне всучила. Так я и разбежалась.
– Три штукаря? – спросил Дил, помахивая вырезкой, будто золотым билетом на шоколадную фабрику. – Может, мне разбежаться?
– Тебе следовало бы, – согласилась я.
Он достал телефон и сфотографировал вырезку. Я допила пиво и предложила вернуться к ребятам.