Толкование путешествий

Все звали его Биллом. Буллит принадлежал к филадельфийской семье из тех, которые в Америке называют аристократическими: его предки по отцу были французскими гугенотами, по матери — польскими евреями, но и те и другие были среди ранних поселенцев на Восточном берегу. После учебы в Йейле и Гарварде он стал военным корреспондентом, путешествовал по Европе и с 1917 года работал в Госдепартаменте. Биография этого необычного и типического американца связана с Россией, которую он впервые посетил накануне Первой мировой войны. После нее Буллит участвовал в парижских переговорах, которые определяли будущее устройство Европы, и был направлен президентом Вильсоном в Россию в качестве главы полуофициальной миссии. То, что он услышал в Кремле весной 1919-го, показалось Буллиту не менее важным, чем то, что происходило в Версале. Ленин предложил отказаться от контроля над 16 принадлежавшими Российской империи территориями: не только от Польши, Финляндии и балтийских владений, половины Украины и Западной Белоруссии, но и от Кавказа и Крыма, от Урала и всей Сибири, от Архангельска и Мурманска. «Ленин предлагал ограничить коммунистическое правление Москвой и небольшой прилегавшей к ней территорией плюс город, известный теперь как Ленинград»[510]. Взамен Ленин просил допуска к Версальским переговорам и признания нового правительства России ее бывшими союзниками.

По наблюдениям Буллита, Ленина обожествляли в России так, «как Христа в христианской церкви»[511]; отметим эту манеру объяснять политические процессы религиозными тропами. Русский лидер был доброжелателен, называл Буллита своим другом, и тот тоже был в восторге от Ленина: «…подумать только, если бы я имел такого отца, как он!»[512]

Воодушевление молодого дипломата легко понять: он вез своему президенту предложения, намного превосходящие все, о чем будут мечтать коллеги и соотечественники в течение нескольких поколений. В своем анализе этой ситуации, осуществленном в 1932 году, Фрейд и Буллит утверждали:

Будучи коммунистом, Ленин, естественно, рассчитывал расширить область своего правления, как только он сможет безопасно это сделать, невзирая ни на какие обещания […] Однако, сокращая коммунистическое государство до площади, немного больше той, что была у […] Ивана Грозного, Ленин предлагал Западу уникальную возможность предотвратить насильственное завоевание коммунистами прилегающих областей[513].

По возвращении в Париж Буллит представил Вильсону предложения большевиков, но тот отказался их рассматривать. Реакция Буллита была предельно резкой: он немедленно подал в отставку, написав Вильсону яростное письмо. Длинный список адресованных Вильсону обвинений начинался с того, что «Россия, которая для нас обоих была лакмусовой бумагой доброй воли, даже не была понята»[514]. Буллит считал, что условия Версальского мира несправедливы, Германия подвергается ненужному унижению, Лига наций будет беспомощна в предотвращении будущей войны. И, как мы знаем, он был прав.

Буллит гадал о причинах этого решения президента. «Мы и сегодня не знаем, сколь колоссальны могут быть его последствия», — писал он в примечательном соавторстве с Фрейдом больше десяти лет спустя. Самым простым объяснением свернутого конца Версальских переговоров было пошатнувшееся здоровье Вильсона. Историки полагают, что именно в это время с ним приключился первый инсульт. Буллит, друживший с личным врачом президента, так не считал. «Может оказаться, что отказ Вильсона перегружать свое „одноколейное мышление“ Россией в конечном счете окажется самым важным решением, которое он принял в Париже»[515]

. В Париже была закончена мировая война и образована Лига наций. Но согласие Вильсона локализовать большевизм в пределах Московии и вовлечь правительство Ленина — Троцкого в общеевропейский процесс изменило бы мир в большей степени, чем это смогла сделать Лига наций. «Редко в человеческой истории будущий ход мировых событий зависел от одного человека так, как он зависел в то время от Вильсона»[516]. Весь проект «психологического исследования», осуществленного Фрейдом и Буллитом, нацелен на объяснение этой центральной ошибки Вильсона.