Толстого нет

Лев Львович. Этого не будет никогда.

Александра Львовна. У тебя нет сердца.

Лев Львович. Просто я не терплю фальши, которой пронизано все в этом доме. Я честный эгоист и хочу лишь того, что будет приятно и выгодно мне.

Илья Львович. Говорим по-книжному, живем чужим умом…Наш отец умирает, а мы бросаем на воздух красивые фразы. Зачем это, почему?

Лев Львович. Толстовская порода.

Илья Львович (продолжая свою мысль). Может, просто мы не умеем любить? Не всем же это дано.

Лев Львович. Нет никакой любви, все вздор. Есть закон продолжения рода, и больше ничего.

Александра Львовна. Я не могу так, я пойду наверх.

Александра Львовна уходит. Какое-то время сыновья молча ждут известий.

Илья Львович

(смотрит на часы). И на поезд я опоздал. Что ж, придется оставаться.

Илья Львович берет чемодан и уходит. Быстро входит Катюша, в руках у нее умывальный кувшин и таз. Лев Львович преграждает ей дорогу.

Лев Львович. Что там?

Катюша. Все то же.

Лев Львович. Александра сказала, ты ей на меня жаловалась. Больше не смей.

Лев Львович берет Катюшу за руку. Прислушивается к звукам, которые доносятся из верхних комнат.

Лев Львович. Слышишь? Что ты чувствуешь, Катюша? Ведь там, может быть, и твой отец умирает.

Катюша. Бог с вами, барин!

Лев Львович. Что ж ты, не знала? Не лги. Зачем тебя наша мать пятилетней девочкой взяла из деревни? Зачем учила грамоте? Она всех лучше знает про отцовские грехи.

Катюша. Пустите меня, Лев Львович…

Лев Львович.

Впрочем, я сам не верю. Ты хороша, а в толстовской породе все дурны, особенно женщины.

Лев Львович отпускает Катюшу, она убегает.

Август в разгаре, пахнет свежим сеном, грибами. Катюша перетирает чашки, Булгаков сидит за столом, говорит горячо и пылко.

Булгаков. Понимаешь, Катюша, он великий человек. Да, он ест, пьет, спит как все мы, но он другой! Ему открыты все истины. Когда его слушаешь, становится удивительно, как люди не видят того, что так очевидно ясно? Вот, например, когда он говорит о народе. Ты слушаешь?

Катюша. Слушаю-с.

Булгаков. Нужно признать, да, русский народ вымирает. Пьянство, брошенные дети, нищие старики. И народ так свыкся с этим положением, что сам не видит его ужаса и не жалуется. А потому и мы считаем, что положение это естественно, и таким и должно быть. И знаешь, в чем

его мысль? (Катюша звенит чашками.) Да ты не слушаешь!..

Катюша. Простите, Валентин Федорович.

Булгаков. Лев Николаевич открыто говорит, в чем причина наших бедствий. Хлеб, так нужный для пропитания голодных, продается за границу, чтобы сытые люди могли покупать себе дома, английские коляски, бронзу, фарфор и прочее! И это ужасно и никак не может и не должно быть! Ты понимаешь?

Катюша. Понимаю-с.

Булгаков. В ученых обществах, правительственных учреждениях и газетах все толкуют о причинах вымирания народа и средствах его спасения, только никто не хочет говорить о том одном несомненном средстве, которое наверное поднимет народ. А нужно только и всего, что отнять землю у людей, которые неправедно живут ее богатствами. И как только мы откажемся от пользования собственностью…

Катюша (тихо, почти про себя). У кого земля есть, либо дом, либо завод, разве же они откажутся?

Булгаков. Значит, нужно их заставить! Землею не должно владеть тому, кто на ней не работает! Каждый имеет право пользоваться землею. Как ты не понимаешь таких простых вещей?

Катюша. Мы очень хорошо понимаем-с. (Очень тихо.) Мне с вами, Валентин Федорович, поговорить надобно.

Быстро входит Александра Львовна.

Александра Львовна.

Валентин Федорович, вы давно приехали? Нам нужно поговорить. Катя, что ты здесь? Поди на кухню.

Катюша приседает, уходит.

Булгаков. Я только что… Вот, привез письма от Черткова. (Достает из кармана письма.) К вам. И для Софьи Андреевны…

Александра Львовна. Я как раз об этом письме. Владимир Григорьевич сейчас прислал мне с мальчиком записку, что его послание к мама, пожалуй, резко. Он так и пишет «пожалуй, резко». Не знаю, зачем нужно подогревать и без того раскаленные отношения?

Булгаков. Но мне он сказал, что письмо примирительное.

Александра Львовна. Валентин Федорович, голубчик, не давайте маме этого письма. Она только стала покойна, и все мы вздохнули свободнее, и отец…

Входит Софья Андреевна.

Софья Андреевна. Александра, тебе, конечно, не семнадцать лет, но все же незамужней девушке нехорошо шептаться по углам с мужчиной. Ты должна бы помнить себя. А вас Валентин Фёдорович искали, вы были нужны..

Александра Львовна. Ах, мама, ты всегда найдешь, как сделать неприятно!

В гостиной. Александра Львовна у патефона рассматривает пластинки. Доктор у стола выписывает рецепт.