Толстого нет

Лев Львович. Я помню, что он нам отец, но думаю о нашей матери. Для чего же весь подвиг её жизни – переписывание целых томов по ночам, рожденье и воспитание детей, ведение дел всей семьи? Неужели всё это не должно быть вознаграждено? Отчего лавры и деньги достанутся постороннему человеку, который по какому-то капризу забрал себе власть над стариком?

Александра Львовна. Не твое дело судить об этом!

Лев Львович. Отчего же? Папа пожил! Благодаря дневникам, которые теперь в руках у Черткова, все уже знают, как он кутил в молодости. Как продал за карточный долг старый дом, в котором родился. А когда для увеличения своего состояния он скупил дешевые земли у самарских башкир, и потом продал их с многократной прибылью?.. Под старость ему вольно рассуждать о равенстве и воздержании, когда всю молодость он пил шампанское, шил сюртуки у лучших французских портных, волочился за женщинами и держал охоту с лошадьми, собаками и егерями!

Илья Львович. Оставь, Лев. В тебе желчь говорит, а тут нужно решать покойно…

Лев Львович. Я не могу быть равнодушен, как ты! Мне досадно, что мы снова делаемся заложниками его безмерного тщеславия. Ведь он катастрофически уверен, что облагодетельствует весь мир бесплатной раздачей своих сочинений!

Александра Львовна. Я не могу это слушать, я уйду.

Александра уходит.

Илья Львович (раздраженно). Оставь ты эти рассуждения… И тебе, и мне позарез нужны деньги, поэтому мы и сидим тут. (Усмехается.) Караулим. (После паузы.) Скоро и остальные слетятся.

Вдалеке слышится шум подъезжающей коляски, голоса. Лев Львович выглядывает во двор.

Лев Львович. Доктор приехал. Мама и секретарь его встречают.

Илья Львович. Отчего-то из всех людей женщинам более всего нравятся доктора и музыканты.

Лев Львович. Чего ж бы ты хотел? Чтоб им нравились земские служащие?

Илья Львович. Я думаю, это оттого, что музыканты все холостые, а доктора все вдовцы.

Илья Львович поднимается, чтобы уйти, но не успевает. Входят Софья Андреевна, доктор, Булгаков. Они разгорячены спором.

Софья Андреевна

(обращаясь к доктору). Сыновья наши постоянно нуждаются, Сергей Иванович. Но мужу моему любые хозяйственные траты кажутся швырянием денег. Вот для меня непонятно швыряние денег на переезд за границу каких-то духоборов, о которых мы раньше и не слыхивали – просто затем, чтобы все газеты печатали об этом «благодеянии». Мне кажется, гораздо естественнее жалеть своего Власа на деревне, у которого и дети, и корова умирают с голоду.

Доктор. Вы правы, голубушка, что своим женским сердцем жалеете Власа. Но чтобы помочь этому Власу, нужно изменить и сломать всё наше дурное устройство жизни – рабство мысли, воровство, лень и пьянство… А Лев Николаевич борется именно с этим.

Лев Львович (громко, перебивая). Я где-то прочел, что русский народ в год пропивает около миллиарда рублей.

Булгаков (с горячим задором). Лев Николаевич говорит, что всё дело в религиозном сознании. Без него в России настанет царство денег, водки и разврата. Но я не согласен! Вера не может излечить пороков. Я считаю, что вера – это что-то успокоительное, вроде морфия.

Доктор. Вы, студенты, не умеете верить в Бога. А не умеете из упрямства, от обиды: не так создан мир, как вам надо.

Лев Львович. Лично мои убеждения таковы, что русский человек, особенно дворянин, не может не веровать. Знаете ли, как говорилось в старину: дворянин за веру – на костер, за царя – на плаху, за отечество – на штыки…

Илья Львович(негромко). А за двугривенный – под стол, петухом кричать.

Булгаков невольно прыскает со смеху.

Лев Львович (с вызовом). Над чем вы смеетесь, господин студент?

Булгаков (растерянно). Мы с Александрой Львовной вчера нашли ежа… Дети прислуги посадили его в ящик и закрыли досками, а сверху положили камень, чтобы не убежал. Но он ночью сдвинул камень и выбрался.

Софья Андреевна. Ежи необыкновенно сильны.

Доктор. В России теперь два лагеря, как этот еж и эти дети. Одни арестуют, а другие подлежат аресту.

Лев Львович. Тюрьмы необходимы. Без тюрем наши мужики нас же пожгут и перережут!

Илья Львович(желчно). Странно, что они до сих пор этого не сделали… Теперь сухое время, везде лежит хлеб, ничего не стоит бросить спичку.

Софья Андреевна. Бог с тобой, Илья! Как можно этими вещами шутить…

Илья Львович. Я не шучу… Они бьются из последних сил, чтобы прокормить детей, скотину, а мы полотно на рубашки в Голландии заказываем, устриц из Брюсселя. Когда мы в саду обедаем, а мимо проезжают мужики с сеном – что вы, не смотрите в их лица? Там же все их мысли написаны – взять бы вилы да благословить в живот…

Доктор. Вольнодумные речи, Илья Львович.