Этот воздух пусть будет свидетелем —Дальнобойное сердце его, —И в землянках всеядный и деятельныйОкеан без окна — вещество...Миллионы убитых задешевоПритоптали тропу в пустоте —Доброй ночи — всего им хорошегоОт лица земляных крепостей...Аравийское месиво, крошево,Свет размолотых в луч скоростей —И своими босыми подошвамиСвет стоит на сетчатке моей.Сквозь эфир, десятично означенныйСвет размолотых в луч скоростейНачинает число, опрозрачненныйСветлой болью и молью нолей.И за полем полей — поле новоеТреугольным летит журавлем —Весть летит светопыльной обновою —И от битвы давнишней светло.Для того ль должен <череп> развитьсяВо весь лоб — от виска до виска, —Чтоб в его дорогие глазницыНе могли не вливаться войска?Развивается череп от жизниВо весь лоб — от виска до виска, —Чистотой своих швов он дразнит себя,Понимающим куполом яснится,Мыслью пенится — сам себе снится —Чаша чаш и отчизна отчизне —Звездным рубчиком шитый чепец —Чепчик счастья — Шекспира отец.Хорошо умирает пехота,И поет хорошо хор ночнойНад улыбкой приплюснутой Швейка,И над птичьим копьем Дон-Кихота,И над рыцарской птичьей плюсной.И дружит с человеком калека:Им обоим найдется работа.И стучит по околицам векаКостылей деревянных семейка —Эй, товарищество — шар земной!И сознанье свое затовариваяПолуобморочным бытием,Я ль без выбора пью это варево,Свою голову ем под огнем?Для чего ж заготовлена тараОбаянья в пространстве пустом,Если белые звезды обратно,Чуть-чуть красные, мчатся в свой дом?Слышишь, мачеха звездного табора —Ночь, — что будет сейчас и потом?Напрягаются кровью аортыИ звучит по рядам шепотком:Я рожден в девяносто четвертом...Я рожден в девяносто втором...И в кулак зажимая истертыйГод рожденья — с гурьбой и гуртом —Я шепчу обескровленным ртом:— Я рожден в ночь с второго на третьеЯнваря — в девяносто одномНенадежном году — в то столетье,От которого темно и днем.Но окончилась та перекличкаИ пропала, как весть без вестей,И по выбору совести личнойПо указу великих смертей.Я — дичок испугавшийся света,Становлюсь рядовым той страны,У которой попросят советаВсе кто жить и воскреснуть должны.И союза ее гражданиномСтановлюсь на призыв и учет,И вселенной ее семьяниномВсяк живущий меня назовет...Шевелящимися виноградинамиУгрожают нам эти мирыИ висят городами украденными,Золотыми обмолвками, ябедами,Ядовитого холода ягодами —Растяжимых созвездий шатры —Золотые убийства жиры.Будут люди холодные, хилыеУбивать, голодать, холодать,И в своей знаменитой могилеНеизвестный положен солдат.Неподкупное небо окопное,Небо крупных оптовых смертей,За тобой, от тебя целокупное —Я губами несусь в темноте, —За воронки, за насыпи, осыпи,По которым он медлил и мглил —Развороченных — пасмурный, оспенныйИ приниженный гений могил...27 марта — 5 апреля 1937