Том 14

Печатью плагиата отмечено все сочинительство нашего «Смелого», То же и в данном случае. Швейцарские либералы, как известно, имели обыкновение придавать своим грубым распоряжениям о высылке «либеральный характер», распространяя слухи о виновности своих жертв в moucharderie {шпионаже. Ред.}. Выслав Струве, Фази публично объявил его «русским шпионом». Точно так же Дрюэ объявил Буашо французским mouchard {шпионом. Ред.}. То же сделал и Турт contra

{против. Ред.} Шили, после того, как приказал схватить его врасплох на улице в Женеве, чтобы отправить в тюремную башню в Берн. «Le commissaire maire federal Monsieur Kern exige votre expulsion» {«Г-н федеральный комиссар мэр Керн требует вашей высылки». Ред.}, — заявил всесильный Typm ответ на вопрос Шили о причине такого грубого обращения с ним. Шили: «Alors mettez-moi en presence de Monsieur Kern» {«Тогда дайте мне возможность повидать г-на Керна». Ред.}. Турт: «Non, nous ne voulons pas que M. le commissaire federal fasse la police a Geneve» {«Нет, мы не хотим, чтобы г-н федеральный комиссар занимался полицейскими делами в Женеве». Ред.}

 Логика этого ответа вполне достойна той проницательности, с какой тот же Турт, в качестве швейцарского посланника в Турине, когда уступка Савойи и Ниццы была уже fait accompli {совершившимся фактом. Ред.}, писал президенту Швейцарского союза, что Кавур изо всех сил противится этой уступке. Но возможно, что дипломатические дела, связанные с железными дорогами, притупили в то время нормальную проницательность Турта. Лишь только Шили очутился в самом строгом secret {одиночном заключении. Ред.} в Берне, как Турт стал придавать «либеральный характер» своей полицейской грубости и шептать на ухо немецким эмигрантам, например д-ру Финку: «Шили находился в тайных сношениях с Керном, доносил ему на женевских эмигрантов и т. д.». Сам женевский «Independant»[368] причислял тогда к общеизвестным грехам женевского правительства «возведение систематической клеветы на эмигрантов в государственный принцип» (см. приложение 1).

По первому же требованию германской полиции швейцарское либеральное правительство нарушило право убежища — право, обещанное под условием, чтобы остатки революционной армии отказались от последнего сражения на баденской земле, — выслав так называемых «вожаков». Затем пришел черед и «совращенных». Тысячам баденских солдат путем всяческого обмана навязывали паспорта для поездки на родину, где они прямо попадали в руки жандармов, заранее знавших, «что, откуда и каким образом». Затем пошли угрозы Священного союза, а с ними муртенский полицейский фарс. Тем не менее «либеральный» Союзный совет[369] не осмелился зайти так далеко, как «смелый Карл». Ни слова ни о «революционном съезде», ни об «окончательной организации союза», ни об «окончательной дате восстания». Следствие, которое из приличия пришлось начать, кончилось ничем.

«Угрозы войной» со стороны иностранных держав и «политически-пропагандистские тенденции» — вот все, что пролепетал в свое оправдание «смущенный» Союзный совет в одном официальном документе (см. приложение 2). Полицейские подвиги «швейцарского либерализма» отнюдь не закончились «революционным съездом в Муртене». 25 января 1851 г. мой друг Вильгельм Вольф («парламентский волк» {Игра слов: Wolff — фамилия, «Wolf» — «волк». Ред.}, как окрестили его «парламентские бараны») писал мне из Цюриха:

«Союзный совет путем проводившихся до сих пор мероприятий свел число эмигрантов с 11000 до 500, но он не успокоится, пока не выбросит всех, у кого нет приличного состояния или особых связей».

Эмигранты, боровшиеся за революцию, занимали, разумеется, враждебную позицию по отношению к героям собора св. Павла, которые убили революцию своей бесконечной болтовней. Последние нисколько не стеснялись передавать своих противников в руки швейцарской полиции.

Доверенный Фогта, чудище Раникель, сам писал Шили после приезда последнего в Лондон:

«Попытайтесь же получить несколько столбцов в какой-нибудь бельгийской газете для заявлений и не упустите случая отравить пребывание в Америке подлым немецким собакам» (парламентариям), «которые

продались зобастому дипломату» (Дрюэ) «и стали его орудием».

Теперь понятно, что означает фраза «Карла Смелого»:

«Я старался изо всех сил ограничить революционные скитания эмигрантов и найти им убежище либо на континенте, либо за океаном».

Уже в № 257 «Neue Rheinische Zeitung» можно было прочесть следующую заметку в статье, помеченной: