— Прочитала в газетах. — Женщина, прижимаясь ко мне всем телом, откинула назад голову, чтобы заглянуть в мои глаза. — Надеюсь, у тебя имеются сейчас деньги?
— Не так чтобы очень. Она много раздала.
— И сколько?
— Почти все. Но давай оставим эту тему. Есть другой разговор.
Это случилось за завтраком, на скорую руку приготовленным мне Глорией.
Я как раз размышлял над тем, что безжалостный дневной свет сразу обнаруживает все дефекты женщины, незаметные вечером. Я решил, что моя подружка стареет. В этом, конечно же, была виновата ее беспорядочная, полная риска жизнь, изматывающая душу и тело. Пьянство, бессонные ночи, слишком горячие и обильные ласки в постели — все это оставило свои следы на лице Глории.
— Чэд, дорогой, а не влюбился ли ты в кого-нибудь? — вдруг спросила она.
Избегая ее взгляда, я сосредоточил все внимание на яйце всмятку, с которым расправлялся в этот момент.
— Не будь таким инквизитором, Глория.
— Я просто подумала, что ты, быть может, хочешь поделиться тем, что тебя беспокоит сейчас. Ты же знаешь, что не безразличен мне, но я на тебя не претендую, так как давно потеряла надежду, что ты сделаешь меня порядочной женщиной. Если хочешь, расскажи мне о той, что причинила тебе боль.
Отодвинув тарелку, я развернул кресло так, чтобы сидеть спиной к окну.
— Она была секретарем Вестал. Мы просто сгорали от страсти друг к другу — и стали любовниками. Но теперь это в прошлом, — сказал я, стараясь говорить совершенно равнодушным тоном.
— Бедный Чэд!
— Это ты о чем? — недоуменно спросил я, давая понять Глории, что ее жалость мне не совсем понятна.
Она улыбнулась и потрепала меня по руке.
— С тобой еще не случалось этого, не так ли? Ведь ты всегда первым бросал женщин. Это больно, когда тебя оставляют, Чэд?
Я криво улыбнулся.
— Да. Но откуда ты это знаешь, Глория?
— Испытала на собственной шкуре. Если раньше я бросала мужчин, то теперь бросают меня. Старею. Уже не так красива, как прежде.
— Чушь. Что это на тебя нашло сегодня утром?
— Ты напомнил мне, что и мой конец близок. — Она подошла к зеркалу, висевшему на стене. — Выгляжу ужасно. Не удивительно, что ты так пристально рассматриваешь меня, Чэд. Этой ночью ты был очень жесток.
— Давай оставим эту тему. Иди и допивай свой кофе.
Глория взяла чашечку кофе, поставила на столик возле дивана, на котором уютно устроилась, забравшись прямо с ногами.
— Она красивая, Чэд?
— Она не просто красива, она прекрасна. В ней было нечто, чего я раньше никогда не встречал в женщинах. Что-то, чего нельзя описать словами.
— Мне не понравился ее голос. Мне показалось, что она жестокая женщина. Это так, Чэд?
— Да, ты права. — Я начал мерить шагами гостиную. Какое-то неясное, зыбкое подозрение начало зарождаться у меня в мозгу. — Когда ты слышала ее голос?
— Как-то по телефону. Когда я возвратилась из Майами, я решила узнать, не случилось ли с тобой чего-нибудь. Ты так надолго исчез, а мы договаривались быть вместе, несмотря на твою женитьбу.
— Ты звонила? Она мне ничего не говорила об этом.
Глория всем своим видом показывала, что она не в обиде на кого бы то ни было.
— Я не виню ее за это.
— Ты назвала ей свое имя?
— Я не успела это сделать. Женщина заявила, что ты вышел, и тут же бросила трубку. Но она лгала. Я слышала, как ты диктовал письма.
Я похолодел.
— Что ты имеешь в виду? Откуда ты взяла, что я диктовал письма?
Глория посмотрела на меня — и ее голубые глаза распахнулись пошире.
— Чэд, дорогой, в чем дело? Ты так встревожен.
Я сел рядом с ней на диван.
— Когда ты звонила?
— Несколько дней назад. Но почему ты так забеспокоился?
— Ты ответишь на мой вопрос или нет? — рявкнул я, с трудом сдерживаясь, чтоб не заорать во весь голос. — Назови точно, когда ты звонила.
Женщина не на шутку перепугалась.
— Прости, Чэд, но я бы не посмела поступить так, если бы знала, что тебя это настолько взволнует.
Я схватил ее за плечи и так встряхнул, что у нее застучали зубы.
— Ты ответишь на мой вопрос, черт возьми! — закричал я. — Когда ты звонила?
— Позапрошлым вечером, — прерывающимся голосом выдохнула Глория.
Это была ночь убийства Вестал!
— В котором часу?
— Около девяти.
— Постарайся вспомнить точное время. Проклятье! Попытайся вспомнить точнее!
— Чэд, дорогой, ты делаешь мне больно! Что я такого сделала?
— В котором часу ты звонила? — заорал я, продолжая сдавливать плечи невинной жертве моей злобы.
— Это было сразу после девяти: где-то минут десять, двадцать…
— Ты сказала, что слышала, как я диктую?
— Ты пугаешь меня. Случилось что-нибудь ужасное?
— Заткнись! Итак, ты звонила мне позавчера в девять двадцать, так?
Глория подтвердила правильность моих слов кивком головы.
— Кто ответил тебе?
— Я думаю, она. Та девушка, которую…
— Женщина ответила тебе?
— Да.
— Что она сказала?
— Я спросила о тебе. Она соврала, что ты вышел, так как я слышала твой голос. Ты диктовал какое-то деловое письмо. Я решила, что мои звонок помешал тебе, и повесила трубку.
Я, наконец, перестал терзать плечи Глории. Мне было так плохо, что я боялся потерять сознание.
— Чэд, дорогой!
— Заткни пасть! — зарычал я.