Том 16 (XVII век, «смеховой мир»)

А как пришол, вопрошала его, что о короле, брате ея, поведал. Отповедал ей, глаголя: «Брат твой, а пан мой, умер, а тело его со Святой земли везут до его замку, чтобы подле отца погребен был». Услышавши то королевна, от жалости великой пала на землю. А потом, отрезвившись, начала, рекучи, плакать: «Несчастный тот день был, в которой ся я почала, несчастный, в которой ся я родила, уже бо погубила единую надежду мою, половину души моей, брата моего единого».

Тогда он рыцарь начат ю утешать, рекущи: «Виждь, королевна милая, что през жалость[3661] свою тому не поможешь, але сама себе жалостию погубишь, а королевство без наследника замешано[3662] оставишь. Сего деля в печали той знай меру, и поедем тамо, где тело его привезено, и учиним ему погребение честно. А ты всему королевству панна будешь». Тогда королевна, успокоившися мало от печали, ехала к погребению брата своего, а ехавши, погребение его на оном замку честно учинила.

Потом, как уже дни плача преминули, некоторый князь бургундинский[3663] послал послы почесне[3664] до королевны, желая с нею слюбить[3665], которым она абие

[3666] отказала, рекущи, что «до своей смерти мужа имети не хочю». Услышавше послове отповедь ея, возвратишася а поведали то князю своему. Услышавши то, князь разгневался барзо[3667] и, собравши люди велики, ехал в землю ея моцно[3668], палил и стинал[3669] люди и много зла чинил и победу на каждой валце[3670] одержал. Тогда королевна от страху великого утекла до единого крепкого места[3671], в немже был замок моцный[3672]

, и тамо чрез немало время пребывала.

Але то суденко, которое было пущено з дитятем по морю, плыло чрез многия королевства. И приплыло под некоторой кляштор[3673] в день пятка[3674]. И было по случаю, что в тот час опат[3675] того кляштора у моря ходил и узрел то суденко, велел его рыбником, которыя рыбу ловили, на брег вынести и отворить. А как отворили суденко, узрели дитя, в дорогие ризы повито[3676]. А как на него смотрили, возревши дитя на опата, розсмеялося. Видячи то, опат дивовался, глаголя: «О, Боже Всемогущий, что есть се, яко обретохом детище се?» И взявши его, обрете таблички написаны при нем. А как обачил[3677], что имело злато под главою своею, а сребро под ногами, познал, что высокого порождения[3678] есть. И взявши злато и сребро, окрестил его. А дал ему имя свое, Григорий. И дал его на соблюдение единому рыбникови, как на табличках было написано. А как то дитя росло, каждому мило было. Егда же было ему седмь лет, взял его опат на науку. И будучи в науке, велми скоро училося, так что в кратце времени всех учащихся превзыде. И сего ради вси мнихи

[3679] любили его.

И прилучилося в некоторое время, как то дитя играло с сынми оного рыбника пилою[3680], мняше бо дитя, что тот рыбник отец его есть. И сталося с пригоды, что ударил пилою сына рыбникова, а он почал плакать и лаять[3681] пред материю на Грегора. Услышавши, матка вышла и почала его карать[3682], глаголя: «Почто ты, Григору, биеш сына моего, лепшего паче себе? Мы бо не вемы, кто еси ты или откуду». Рекл ей Григор: «Матка намилейшая, или я не твой сын, что так меня караеш?» Отповедала ему, ркучи: «Несть ты сын мой, и не вем, откуду еси ты. Але то вем, что в некоторый день нашли тебя в суденке пловуще по морю и опат дал мне тебя выховать[3683]».

Услышавши то, Григорий ревно[3684] плакал. И шедши до опата, рекл: «Честный опате, мнех бо ся аз быти сыном оного рыбника, а не естем. А коли уже я отца не вем, а ни матки, того деля прошу тя: дай мне на службу. Болши того зде пребывати не хощу». Рекл ему опат: «Сыну милый, не мысли ты того, зане вси мнихи любят тя велми и по моей смерти учинят тя опатом». Отповедал ему Григорий: «Опатства я зде чекать[3685]

не буду, але пойду родителей моих шукать». Услышавши то, опат вшол до своего скарбу[3686] и, взявши таблички, которые при нем обрел, дал ему их. Как их он прочитал, узнавши, что от брата и от сестры народился, рекл. «О, Боже, каковы то я родители имам, а гды[3687] же то так есть, то уже пойду до Святой земли и буду каятися за грехи родителей моих. И тамо живот свой скончаю». Слышав же то, опат он дозволих ему. И вси мнихи и людие жаловали отшествия его. Тогда Григорий, зьеднавши[3688] себе жегларей[3689] и челом ударив всем и простился со всеми, всяде в корабль и, предавшися ветром, пловяше до Святой земли.

А как уже три дни от брегу отплыша, востало им поветрие противно и припудило[3690] их до того града, в котором была его матка. Корабленицы же не знаяху, которой то град бяше или королевство было. Тогда Григорий, вшедши во град, встретился с некоторым мещанином, просил его, чтобы ему указал, где постоять[3691]. Але он мещанин взял его в свой дом со всеми, которыя с ним были.