Том 17. Твердая рука. Мексиканская месть

— Дорогой сеньор, — начал дон Руфино, удобно развалясь в кресле, — простите, что не оставляю вас в покое даже в вашем убежище, но у меня серьезное дело, и я решил без дальних околичностей постучаться в эту дверь.

— И хорошо сделали, — ответил маркиз с плохо скрытой тревогой. — Я всегда к вашим услугам. Чем же могу быть вам полезен?

— Я вас долго не задержу, сам терпеть не могу долгих разговоров вокруг да около: короче говоря, я пришел закончить дело, начатое в день моего приезда.

От такого бесцеремонного вступления холодный пот выступил на лбу злополучного владельца асиенды.

— Я не забыл о нем, поверьте, — ответил маркиз. — Я и сейчас был занят решением этой задачи и надеюсь полностью расплатиться с вами через несколько дней…

— Да не в этом дело! — развязно перебил его дон Руфино. — Эти деньги мне и не нужны совсем. Я собирался даже просить вас хранить их как можно дольше у себя. Дон Фернандо смотрел на него и не верил своим ушам.

— Вы удивлены, — продолжал сенатор, — а ведь все очень просто: мне захотелось доказать вам, что в моем лице вы имеете верного друга, а не безжалостного кредитора. Когда я убедился, что вам, действительно, будет трудно выплатить этот пустяковый долг, я решил взыскать эти деньги с других должников и не беспокоить более такого благородного и милого человека, как вы.

— Однако, — заметил дон Фернандо, опасавшийся новой западни, — вы уверяли меня…

— Да, я так думал, — прервал его дон Руфино, — а вышло, к счастью, иначе. А вот вам и доказательство: мне не только удалось уплатить по всем своим векселям, но у меня на руках осталась еще довольно кругленькая сумма денег. Я буквально не знаю, куда их девать, и буду весьма признателен вам, если вы освободите меня от них. Эти деньги мне сейчас совершенно не нужны, а кому же мне доверить их, как не самому порядочному из всех знакомых мне людей?!

Дон Фернандо молчал. Он был ошеломлен неожиданным предложением человека, еще недавно столь непреклонного в своих требованиях. Он не понимал, чему следовало приписать этот внезапный и необыкновенный поворот дела, и не находил слов для ответа.

— К тому же, — все с той же развязностью продолжал дон Руфино, — за несколько дней моего пребывания здесь я успел убедиться в том, как разумно ведете вы свое обширное хозяйство; я не сомневаюсь, что в ближайшем будущем вас ожидают огромные барыши. Но вы принадлежите к разряду людей, затевающих большие дела с ограниченными средствами, — вот в чем ваша беда! Вы ощущаете нехватку капиталов всякий раз, когда они больше всего вам нужны. Явление весьма распространенное, и вы не представляете собою исключения. Вы вложили уже немало денег в свое хозяйство, вам предстоит вложить еще, быть может, столько же, прежде чем вы достигнете желанных результатов. Так вот, вам не хватает оборотных средств — у меня излишек денег, и я предлагаю их вам. Ваш отказ обидел бы меня: неужели вы сомневаетесь в чистоте моих намерений?

— Конечно, нет; но я и без того уже много должен вам, — пробормотал маркиз.

— Экая беда! Вы будете должны мне немного больше, только и всего!

— Я высоко ценю ваше благосклонное и доброжелательное отношение ко мне, но я боюсь…

— Чего? Что я потребую возврата в какой-нибудь тяжелый для вас час?

— Не скрою от вас…

— Напрасно!.. Послушайте, дон Фернандо, вы, кажется, должны мне семьдесят пять тысяч пиастров, не так ли?

— Увы!

— При чем тут «увы»? — засмеялся сенатор. — Семьдесят пять тысяч пиастров плюс пятьдесят тысяч, которые я вручу вам сейчас в виде шести векселей на предъявителя, подлежащих оплате банкирским домом «Вильсон и сын» в городе Эрмосильо, составят круглую сумму в… Словом, извольте подписать мне вексель сроком… Простите, какой срок вас лучше всего устроит?

Дон Фернандо колебался. Было ясно, что необычайным своим предложением дон Руфино преследовал какую-то цель, но в чем она заключалась, этого маркиз не мог разгадать. Любовь сенатора к его дочери не могла сама по себе вызвать прилив такой щедрости. За этой услужливостью таилась ловушка. Но какая?

Дон Руфино не спускал глаз с маркиза, стараясь проник— нуть в его тайные мысли.