Том 2. 1960-1962 гг.

Генеральный уполномоченный Совета Космогации, Директор транскосмической звездолетной базы и лаборатории «Владислава ЕН 17», профессор и Десантник Август Иоганн Бадер тоже думал о Горбовском. Почему-то он вспомнил, как пятнадцать лет назад на Цифэе Горбовский прощался со своей матерью. Горбовский и Бадер уходили к Трансплутону. Это очень печальный момент ― прощание с родными перед космическим рейсом. Бадеру показалось, что Горбовский простился с матерью очень небрежно. Как капитан корабля ― тогда он был капитаном корабля ― Бадер счел своим долгом сделать Горбовскому внушение. «В такой печальный момент, ― сказал он строго, но мягко, ― ваше сердце должно было биться в унисон с сердцем вашей матушки. Высокая добродетель каждого человека состоит в том, что…» Горбовский слушал молча, а когда Бадер закончил выговор, сказал странным голосом: «Август, а у вас есть мама?» Да, он так и сказал: «мама». Не мать, не муттер, но ― мама.

― …Вышел на ту сторону, ― сказал Васэда.

Валькенштейн поглядел на экран. Всплески туманных пятен исчезли. Он поглядел на Бадера. Бадер сидел, вцепившись в сиденье стула, и у него был такой вид, словно его тошнит. Он поднял на Валькенштейна глаза и вымученно улыбнулся.

― Одно дело, ― сказал он, старательно выговаривая буквы, ― когда ты сам. Абер совсем другое дело, когда некто другой.

Валькенштейн отвернулся. По его мнению, было совершенно безразлично, кто делает дело. Он поднялся и вышел в коридор. У кессонного люка он увидел незнакомого молодого человека с бритым загорелым лицом и бритым лоснящимся черепом. Валькенштейн остановился, оглядывая его с головы до ног и обратно.

― Кто вы такой? ― спросил он неприветливо. Меньше всего он ожидал встретить на «Тариэле» незнакомого человека.

Молодой человек кривовато усмехнулся.

— Меня зовут Сидоров, ― сказал он. ― Я биолог и хочу видеть товарища Горбовского.

— Горбовский в поиске, ― сказал Валькенштейн. ― Как вы попали на корабль?

— Меня привез директор Бадер…

— А… ― сказал Валькенштейн. (Бадер прибыл на звездолет два часа назад.)

— …и, вероятно, забыл про меня.

— Естественно, ― сказал Валькенштейн. ― Это вполне естественно для директора Бадера. Он весьма взволнован.

— Я понимаю. ― Сидоров поглядел на носки своих ботинок и сказал: ― Я хотел переговорить с товарищем Горбовским.

― Вам придется немного подождать, ― сказал Валькенштейн. ― Он скоро вернется. Пойдемте, я провожу вас в кают-компанию.

Он проводил Сидорова в кают-компанию, положил перед ним пачку последних земных журналов и вернулся в рубку. Десантники улыбались, Бадер утирал пот со лба и тоже улыбался. На экране опять бились туманные всплески.

— Возвращается, ― сказал Диксон. ― Он сказал, что одного витка на первый раз достаточно.

— Конечно, достаточно, ― сказал Валькенштейн.

— Вполне достаточно, ― сказал Васэда.

Через четверть часа Горбовский выкарабкался из кессона, на ходу расстегивая пилотский комбинезон. Он был рассеян и смотрел поверх голов.

— Ну что? ― нетерпеливо спросил Васэда.

— Все в порядке, ― сказал Горбовский. Он остановился посередине коридора и стал вылезать из комбинезона. Он выпростал из комбинезона одну ногу, наступил на рукав и чуть не упал. ― То есть что я говорю ― все в порядке. Все никуда не годится.

— А что именно? ― осведомился Валькенштейн.

— Я есть хочу, ― заявил Горбовский. Он вылез наконец из комбинезона и направился в кают-компанию, волоча комбинезон по полу за рукав. ― Дурацкая планета, ― сказал он.

Валькенштейн отобрал у него комбинезон и пошел рядом.

— Дурацкая планета, ― повторил Горбовский, глядя поверх голов.

— Это весьма трудная планета для высадки, ― подтвердил Бадер, отчетливо выговаривая буквы.

— Дайте мне поесть, ― сказал Горбовский.

В кают-компании он с довольным стенанием повалился на диван. Когда он вошел, Сидоров вскочил на ноги.

— Сидите, сидите, ― благосклонно сказал Горбовский.

— Так что же случилось? ― спросил Валькенштейн.

— Ничего особенного, ― сказал Горбовский. ― Наши боты не годятся для высадки.

— Почему?

— Не знаю. Фотонные корабли не годятся для высадки. Все время нарушается настройка магнитных ловушек в реакторе.

— Атмосферные магнитные поля, ― сказал атмосферный физик Васэда и потер руки, шурша ладонями.

— Может быть, ― сказал Горбовский.

— Что же, ― неторопливо сказал Бадер. ― Я вам дам импульсную ракету. Или ионолет.

— Дайте, Август, ― сказал Горбовский. ― Дайте, пожалуйста, нам ионолет или импульсную ракету. И дайте мне поесть кто-нибудь.

— Господи, ― сказал Валькенштейн. ― Да я уже и не помню, когда в последний раз водил импульсную ракету.

— Ничего, ― сказал Горбовский. ― Вспомнишь. Послушайте… ― ласково сказал он. ― Дадут мне сегодня покушать?

— Сейчас, ― сказал Валькенштейн.

Он извинился перед Сидоровым, снял со стола журналы и накрыл стол хлорвиниловой скатертью. Затем он поставил на стол хлеб, масло, молоко и гречневую кашу.

― Стол накрыт, Леонид Андреевич, ― сказал он.

Горбовский нехотя поднялся с дивана.

― Всегда надо подниматься, когда надо что-нибудь делать, ― сказал он.